Палеолога на царство, по случаю заключения им второго брака с латинской принцессой Софьей Монферратской. Однако это не исключает возможности того, что в 1414 г. Иоанн и Анна были тоже коронованы, но не патриархом по праздничной форме (ибо о двойном помазании и коронации патриархом в поздневизантийское время сведений нет), а самим императором Мануилом (без патриарха), с возложением пилоса (головного убора, украшенного драгоценными камнями), т.е. так же, как был в первый раз коронован сам Мануил, а еще раньше — Иоанн VI Кантакузин (1341 г.) и его сын Матфей Кантакузин (1353 г.).
Как отмечает Оболенский, первая церемония была в сущности провозглашением и инвеститурой императора («анагоревсис», или «анарресис»), в то время как вторая, которая часто имела место несколькими месяцами или годами позднее и называлась «степсис», была торжественной и священной церемонией коронации.
С конституционной точки зрения провозглашение — «анагоревсис» — было вполне достаточным, чтобы сделать человека императором или «соимператором»; церемониальное же коронование — «степсис» ранее провозглашенного лица «стеммой» просто дает ему церковную санкцию, так сказать, «ставит на нем священное клеймо».
Возможно, что проходившее в спешке предполагаемое первое венчание и коронование Иоанна VIII Палеолога и Анны Васильевны было обставлено с гораздо меньшей пышностью, чем второе, и поэтому не привлекло к себе внимания хронистов.
Как бы то ни было, все сказанное дает право утверждать, что причастность русской княжны к византийскому трону в качестве императрицы весьма вероятна. Анна Васильевна не только провела ряд лет при визайнтийском дворе, но и была хозяйкой священного Влахернского дворца.
Как складывались ее отношения с царственным супругом и с византийским двором, сказать трудно при полном отсутствии источников на сей счет. Думается, тем не менее, что Анна Васильевна оставила по себе добрую память среди византийцев.
По крайней мере, слова Дуки о «великой скорби», а также утешительная речь о ней, обращенная к императору и произнесенная в присутствии патриарха и высших сановников видным византийским писателем и философом Иосифом Вриеннием, вероятно, не обычная для византийцев дань риторике.
Уважительное и, я бы сказал, любовное отношение к русской принцессе, которое «сквозит» в этих словах, контрастирует, например, со скептическим отношением византийцев к преемнице Анны, второй жене Иоанна, к «латинянке» Софье Монферратской, о которой тот же Дука не нашел сказать ничего лучшего, кроме «спереди пост, сзади пасха».
|