|
Как вассал и союзник великого князя Юрия
Всеволодовича, Ярослав защищал суздальские интересы в Новгороде, Пскове, на
Севере, в Прибалтике.
Дела в Прибалтике складывались все хуже с той поры,
как в 1202 году папский ставленник рижский епископ Альберт создал здесь Орден
немецких рыцарей-меченосцев. Членами Ордена были «братья-рыцари» — воины, «братья-священники»
— духовенство и «служащие-братья» — оруженосцы, ремесленники.
Возглавлял рыцарей магистр, при нем состоял совет. На
захваченных землях Эстонии и Латвии, в каменных замках, судом и управлением
ведали у них командоры и фогты. Орден и епископ раздавали завоеванные земли рыцарям
и духовенству, подчиняя их власти местное население, обязанное содержать своих
поработителей, ра-оотать на них и участвовать в их походах. По имени Живущих в
низовьях Западной Двины ливов, завоеваниях рыцарями, Орден стал называться
Ливонским.
После захвата рыцарями островов Сааремаа и Муху, Папа
Гонорий III в 1227 году обратился «Ко всем королям Руссии»: «Твердо соблюдая
мир с христианами Ливонии и Эстонии, не препятствуйте успехам веры
христианской, чтобы не подвергнуться гневу божьему и апостольского престола,
который легко может, когда пожелает, покарать вас». Папские
миссионеры-доминиканцы проникли и в южнорусские степи. Грозные годы переживала
Русская земля.
Именно тогда великий князь отправил Ярослава в
Новгород. С ним была жена и сыновья — Федор и младший Александр. Ярослав уже
знал новгородцев и детей взял не зря.
Эта встреча княжича Александра с Новгородом поразила
его отличием боярского и купеческого строя жизни от придворного, княжеского, с
которым свыкся он в отцовском Переяславле.
Александр, воспитанный в гордом сознании силы
переяславского князя, ехал в Новгород в ожидании почестей, которыми их встретит
республика. Ведь и Заточник писал Ярославу: «Как ткань испестренная многими
шелками прекрасна, так и ты, княже наш, умными боярами пред многими людьми, и
по многим странам славен». Велико, надо думать, было разочарование княжича. В огромном
городе (его наружный вал, или по-новгородски «острог», тянулся на 6000 метров) не нашлось
места для княжеского двора. Ярослав с женой, слугами и дружиной расположились
на Городище, километрах в двух к югу от северной столицы. Здесь отслужили
благодарственную службу в каменной церкви Благовещенья. На следующий день в сопровождении
сыновей и новгородских послов Ярослав отправился на Ярославово дворище, что на
Торговой стороне, где ему вскоре предстояло вершить суд и управление, а оттуда
— в Софию, чтобы принести присягу Новгороду. При братьях Яросла-вичах состоял
верный пестун Федор Данилович. Он присматривал за их учением и воспитанием.
У стен Ярославова дворища Александр увидел шумный
торг. На самом дворище «заморские» купцы — новгородские толстосумы, что
торговали со странами Северной и Центральной Европы, — построили каменную
церковь Параскевы Пятницы. Одноглавый кубический храм с притворами. На суздальский
взгляд Александра — не дом молитвы, а амбар. Где понять княжичу, что спасение
купеческой души достигается силой молитвы, а вот товар заморский от огня
оберегается еще и толстыми стенами — в этом деле такой храм незаменим. У пяти
вымолов — пристаней Торговой стороны Волхова — Иванского, Будятина, Матфеева,
Немецкого и Гаральдова — теснились русские ладьи, шведские и норвежские шнеки,
немецкие и датские суда.
Еще больдпе поразила Александра огромная церковь
Ивана-на-Опоках — центр братщины богатейших купцов-вощаников. Вступительный
взнос в это объединение составлял 50 гривен серебра. Да и не в богатстве дело,
а в тех правах, которыми располагали здесь, в Новгороде, купцы.
Был у них и свой торговый суд. Без их совета Новгород
не заключал ни одного внешнеторгового договора. В этом же храме хранились и
проверочные образцы меры и веса: «локоть иванский» — для измерения сукон,
«гривенка рублевая» — для взвешивания драгоценных металлов и весы для воска.
К югу от Ярославова дворища расположен древний Готский
двор с собственной остроглавой церковью — Варяжской божницей, а к востоку от
храма Николы виднеется Немецкий двор с церковью Петра. У норвежцев же свой
древний храм — святого Олафа.
Пройдя всю Торговую сторону по древней Ильиной улице,
приезжие вышли к Великому мосту.
В Новгороде шагу ни ступишь, чтобы не услышать
предания: говорят, что языческий бог Перун, свергнутый при Владимире
Святославиче в реку, подплыв под Великий мост, бросил на него свою палицу — от
той и начались драки на мосту.
За рекой высилась громада пятикупольной Софии. Сурово
смотрит она своим широким фасадом на Волхов. Мощные, неоштукатуренные стены
отталкивали взор суздальца, привыкшего к изысканному внешнему убранству своих
храмов.
С запада ее портал украшают трофейные врата из бывшей
шведской столицы Сигтуны. Там же, в примыкающей башне, есть лестница, что ведет
на полати (хоры). На полатях и в башне, говорят, в хорошо скрытых тайниках —
хранилища несметной новгородской казны и церковных сокровищ. Копятся они тут со
времен Владимира Святославича, но ведают ими только владыка да софийский
ключарь.
Сквозь расступившуюся толпу вслед за отцом княжичи
вошли внутрь.
Храм ярко освещен — на аналое крест, на столике рядом
две грамоты Ярослава Мудрого. И отец целует крест в присутствии всей знати и
народа. Людей много — должно быть, около тысячи, стоят тесно.
На князе красный кожух с жемчугами, шапка и пояс
золотые, платье с отложным воротником и множеством петель. На пальце перстень с
печатью, а на печати святой Федор, поражающий змея. Подле стоят владыка —
архиепископ Антоний не в черном, как во Владимире, а в белом клобуке — и
посадник с высоким, прямым жезлом, увенчанным перпендикулярным симметричным навершием,
придававшим ему Т-образную форму. Это символ боярской республики. Тут и господа
— совет господ — триста мужей в золотых поясах. За ними бояре и богатые купцы в
долгополых кафтанах из дорогих испанских, английских и восточных сукон. Их жены
в шелках. На шее у них обручи, золотые жгутовидные гривны; новомодные
бронзовые, стеклянные браслеты. У девушек — ленты в косах, у замужних — диадемы
в скромно уложенных волосах. Все мужчины стрижены в кружок.
|