Безупречно цветовое построение иконы, сильные,
мужественно и твердо соотнесенные сочетания сгармонизированы художником,
смягчены точным и тонким ритмом их расположения на иконной плоскости. Язык,
которым Рублев говорит здесь со зрителем, сдержан, но очень емок. Художник не
спешит раскрыться, поразить внешним движением, взрывом чувств. Надо вживаться,
всматриваться неторопливо и раздумчиво в эту икону, постигать, открывать,
углубляться в мерцающие красками ее «образы и смыслы».
Вероятно, Андрей писал или участвовал в написании
«Крещения» — его художественные особенности в значительной мере повторятся в
будущем на одноименной иконе в Троицком соборе 1420-х годов.
Легкий, живой и одновременно сложный рисунок, тонкое и
гармоничное цветовое решение роднит благовещенское «Крещение» с иконой
«Преображения» из того же иконостаса. Об этом выдающемся произведении, где
наш-более отчетливо видны не только манера, но и миросозерцание великого
художника, написано, пожалуй, больше, чем о всех других праздничных
изображениях из Благовещенского собора. Несравненно лучше других сохранившееся
«Преображение» вызывает у исследователей исключительно высокую оценку. «Особенно
хорошо «Преображение», выдержанное в холодной серебристой гамме. Надо видеть в
подлиннике эти серебристо-зеленые, малахитово-зеленые, бледно-зеленые и белые
цвета, тонко гармонирующие с ударами розовато-лилового, розовато-красного и
золотистой охры, чтобы по достоинству оценить исключительный… дар художника»
(В. И. Лазарев).
Именно исключительность, несравненная высота иконы склоняют
признать Рублева ее автором. Но есть и другие свойства в этом произведении, говорящие
о том же. Уловить их более сложно, они требуют погружения в содержание этого
образа и связанных с ним представлений рублевской и предшествовавшей ей эпох.
6 августа — день Преображения на Руси — издревле
отмечался всенародно и радостно. Ранним, уже холодноватым утром спешил народ на
освящение первых поспевших яблок. Отсюда и просторечное название празднику —
«яблочный» Спас. Корзины, чистые холщовые узелки с отборными, лучшими плодами.
Легкий, как будто цветочный, запах. Синее небо, еще летнее, но веет от него
предосенним холодком. Зелень деревьев серебриста под ветром. Слегка начинает
пожухать, желтеть трава. Осень подает свои первые знаки. Время пожинать плоды
годовых трудов на земле…
Но не простой это праздник. О смысле его спорили, и ох
как горячо спорили греки. И на Русь пришли эти споры. Хорошо понимал Андрей: не
праздного ради любопытства, не для упражнения изощренных в богословских тонкостях
умов не одно уже десятилетие трудились лучшие, острейшие умы едва ли не
половины христианского мира, рассуждали о природе «Фаворского света». Да и
художники, ученейшие византийцы и здешние их ученики, не только в беседах
распытывали об этом свете. Писать его приходилось на иконах, фресках, а иной
раз и на книжных страницах, но всякий раз изображая именно этот праздник —
Преображение. Нехитрое дело просто написать это событие. И книгу разгибать не
нужно, каждому ведомо от малых лет то, что праздновалось на день яблочного Спаса.
Как Спаситель с тремя своими учениками, ближайшими, доверенными, Иоанном,
Петром и Иаковом, отправился однажды из шумного города в дальнее уединенное
место, на гору Фаворскую. И там ученикам дано было увидеть странное,
загадочное… Тело учителя просветилось перед их взором. Вот об этом-то чудесном
свете, о смысле его, а главное — о происхождении, природе и размышляли,
спорили. И художникам немаловажно узнать верный ответ на эту загадку, чтобы и
писать осмысленно, «по существу». Был в греках монах Варлаам, который потом
переметнулся к католикам. Так тот считал, что на Фаворе сиял апостолам
обыкновенный, естественный свет, «видимый при посредстве воздуха», или вообще
нечто призрачное, что «иногда является, но никогда не существует, ибо не имеет
совершенного бытия». Иными словами, ничего загадочного в том свете не было,
обычный свет, а может быть, просто данное спутникам Иисуса видение,
воплотившееся в образ света, чтобы они могли поверить в божественность своего
учителя. Но это учение Варлаама вызвало резкие возражения исихаста Григория
Паламы и многих единомышленных с ним. Они считали это увиденное осияние
энергией, проявлением божества в Иисусе Христе. Так они и учили — в боге есть
два способа бытия. Одно сущностное, совершенно непроницаемое, которое совсем
нельзя познать, к которому нельзя приобщиться. Другое же, и это самое важное
при понимании смысла Преображения, бытие в энергиях, которые светом истекают в
мир, которые могут сообщиться человеку, могут быть им восприняты. Эти-то
энергии, этот свет, по учению исихастов, можно «стяжать», получить, чтобы им
просветить, очистить, преобразить человеческую природу.
Пройдут столетия, и современные нам историки
восточноевропейской средневековой мысли будут писать о том, что споры о
«Фаворском свете» в XIV — начале
|