Пятница, 27.08.2021, 06:13
История Московского княжества
в лицах и биографиях
Меню сайта

Каталог статей

Главная » Статьи » Церковные деятели Руси

Государевы богомольцы - 1
Государевы   богомольцы
«Инокам установлено за царя-государя и за великих князей и за весь мир во смиренном об­разе бога молить».
«Валаамская беседа», XVI в.


Образование единого Русского государства поста­вило перед высшим духовенством ряд новых проб­лем. Сосредоточив в своих руках огромную власть, «государь всея Руси» Иван Васильевич (1462—1505) настойчиво добивался ликвидации политического су­веренитета церкви, в котором он видел один из пере­житков удельного строя. Крупные успехи во внутрен­ней и внешней политике в 80-е и 90-е годы XV в. позволяли ставить новые, все более и более мас­штабные задачи. Их решение во многом зависело от того, удастся ли материально обеспечить быстро ра­стущее дворянское сословие. Нехватка земель и крестьян заставляла дворян с завистью поглядывать на богатые монастырские вотчины. Мысль об их кон­фискации и раздаче в поместья казалась заманчи­вой и самому Ивану III. Однако он не торопил со­бытия, ждал благоприятной обстановки для схватки с церковными верхами.
Образование Московского государства сулило церкви не только новые опасности, но и новые пер­спективы. Появилась возможность расширения и ук­репления влияния церкви на все стороны духовной жизни страны путем «сращивания» духовной иерар­хии с формирующимся государственным аппаратом. Московская Русь нуждалась в новых религиозно-по­литических теориях, в идейном обосновании ее поли­тической самостоятельности. Поиски исторических корней российской государственности, ее связей с ми­ровой  историей  приобретали острую     актуальность.
Церковные писатели конца XV — начала XVI в. не­мало потрудились над выполнением этого «социаль­ного заказа».
Положение высшего духовенства осложнялось ши­роким распространением в конце XV —начале XVI в. антицерковных настроений и вольномыслия. В Нов­городе зародилось движение, получившее в офи­циальных церковных кругах название «ересь жидовствующих». Еретики отвергали поклонение иконам и новозаветную символику, обличали пороки черного и белого духовенства.
Идеи новгородских еретиков вызвали сочув­ствие и отклик среди московских вольнодумцев. Да­же в ближайшем окружении Ивана III встречались люди, религиозные и философские взгляды которых были очень далеки от ортодоксального православия. Самому «державному» импонировала критика ерети­ками монастырского землевладения и корыстолюбия «князей церкви».
Новые формы отношений между духовными и светскими феодалами определялись в остром, зачастую драматическом столкновении государственных, корпо­ративных и личных интересов. Далеко не все новое, связанное с укреплением феодальной государственно­сти, было в моральном отношении выше старого, ухо­дившего в небытие.
Создание единого Русского государства было исторически прогрессивным явлением. Однако, при­знавая это, не следует уподобляться средневековым летописцам и рисовать деятельность и личность Ива­на III, как, впрочем, и других «державных», одними лишь светлыми красками, а их противников, не раз­думывая, относить к разряду консерваторов. Было бы столь же неверно объяснять упорство противников централизации лишь ущемленными собственнически­ми интересами или политической недальновидностью. Нельзя забывать, что строительство Московского го­сударства было для русского народа непрерывным испытанием, сопровождалось утратой многих традици­онных ценностей. Именно в XIV—XV вв. исчезают традиции городского самоуправления, а в деревне зарождается система крепостного права. Власть ве­ликого князя Московского становится практически неограниченной. Входят    в    обыкновение публичные казни и византийское придворное раболепие. Попа­дая под неусыпный контроль государства, обедняет­ся, приводится к «общему знаменателю» духовная жизнь. Затухает независимое летописание.
Сейчас с высоты исторического опыта можно ут­верждать, что не только в период борьбы с ордын­ским игом, но и позже, в XVI столетии, политическая централизация была необходимым условием государ-ственного строительства, укрепления военного могу­щества страны. Однако вправе ли мы требовать не­обычайной прозорливости от людей того времени? Многие из них имели иное представление о том, что полезно и что пагубно для России.
В словах и даже мыслях людей корыстные инте­ресы редко выступают в чистом, неприкрытом виде. Обычно человек сознательно или бессознательно об­лекает их в более привлекательную форму «высших соображений». Не столь уж редко встречаются в проникнутой религиозными настроениями средневе­ковой политической жизни и подлинные идеалисты, люди идеи, готовые ради нее пойти на любые испы­тания. Противники московского великокняжеского «насильства» зачастую руководствовались не менее — если не более — высокими мотивами, чем их победи­тели. Впрочем, вопрос о мотивах для историка, как правило, оказывается наиболее сложным, подчас не­разрешимым. Поэтому при его решении часто прояв­ляется тяга к упрощению и «осовремениванию».
Как бы там ни было, ясно одно: было бы недо­пустимой предвзятостью или же непозволительной расточительностью нашей исторической памяти отка­зывать церковным деятелям средневековой Руси, ста­новившимся поперек дороги государям, в той доле уважения, которую заслуживает всякий человек, вы­ступавший против «земного бога».
Митрополиты Феодосий (1462—1464) и Филипп (1464—1473), следуя заветам первого автокефального «святителя» Ионы, стремились восстановить те нор­мы отношений между церковью и великокняжеской властью, которые существовали во времена митропо­лита Алексея. Разумеется, это не могло понравиться Ивану III. Он ловко устранил с кафедры идеалиста Феодосия, затеявшего «чистку» церковных рядов и тем снискавшего всеобщую ненависть. Однако и Фи­липп оказался немногим лучше. Великий князь имел немало неприятностей от этого твердого и несговор­чивого иерарха. Филипп резко осуждал контакты Ивана III с католическим миром. По некоторым све­дениям, митрополит отказался венчать государя с* его второй женой Софьей Палеолог, приехавшей на Русь из Рима.
Филипп пытался самостоятельно, без помощи кня­зя,   выстроить   новый   Успенский   собор   в   Московском Кремле. Однако в результате технических ошибок строителей в  1474 г. недостроенное здание рухнуло..
После внезапной кончины Филиппа весной 1473 г. его место занял бывший архимандрит Симонова мо­настыря Геронтий. Он был хозяином «дома святой Богородицы» до своей кончины в 1489 г. Для Ива­на III Геронтий оказался самым «крепким орешком». На самодержавный произвол о>н отвечал князю тра­диционными церковными санкциями и приемами: за­прещал освящать церкви, выстроенные великим кня­зем, демонстративно уходил с кафедры в монастырь, отлучал от церкви и бросал в темницу иерархов, перешедших на сторону князя. Известно также, что Геронтий искал поддержки в среде недовольных по­литикой Ивана III удельных князей и бояр.
Ведя необъявленную войну с великим князем, Геронтий опирался на поддержку и сочувствие боль­шей части высшего духовенства, понимавшего, что речь идет не менее, чем о полной ликвидации поли­тического суверенитета митрополичьей кафедры.
Человек сильной воли, большого ума и беспре­дельного честолюбия, Иван III был лишен каких-либо «сдерживающих центров» по отношению к религии и церковной иерархии. Выросший в обстановке льстивого коварства и затаенной злобы, среди ослеп­лений и отравлений, сын Василия Темного был убеж­ден, что вопреки евангельскому изречению, бог не в правде, но в силе.
Категория: Церковные деятели Руси | Добавил: defaultNick (17.10.2012)
Просмотров: 1557 | Рейтинг: 5.0/10

Copyright historys.ru © 2021