Скрытая стеной молчания летописей неприязнь между
митрополитом и московским князем вновь отчетливо проявилась в 1347 г. Семен
Гордый, женившийся вторым браком на дочери волоцкого князя, вскоре отослал
супругу обратно к отцу. После развода открылась крайне
заманчивая для московского двора перспектива женитьбы великого князя на дочери
казненного в 1339 г. в Орде тверского князя Александра Марье. Этот брак между
детьми, родители которых люто ненавидели друг друга и один свел другого в могилу,
открывал новые возможности для усиления московского влияния в Твери, для
организации совместного отпора усилившемуся натиску Литвы.
Митрополит Феогност
категорически протестовал против женитьбы Семена на тверской
княжне. Обычно его позицию объясняют чисто религиозными причинами:
византийская церковь крайне неодобрительно относилась к третьему браку. Однако
на Руси в XIV в. запрет на него был далеко не таким строгим. Известный ревнитель
церковного благочестия митрополит Киприан в 1381 г. в «Ответах игумену
Афанасию» фактически разрешает третий брак при условии подаяния и вкладов в
церковную казну. Другой митрополит-византиец, Фотий, в 1427 г. в послании
псковичам, молчаливо признавая существование «троеженцев», то есть лиц,
вступивших в третий брак, советовал лишь не избирать их церковными старостами.
Да и в самой Византии запрет был не столь уж нерушимым: император Константин
IX Мономах, имя которого было хорошо известно на Руси, женился трижды, причем
его третий брак был признан церковью и патриархом.
Противодействие митрополита третьему браку Семена
Гордого ставило под угрозу смелый замысел московской дипломатии. Однако князь
Семен, не даром носивший свое прозвище, решил, что называется, идти напролом.
«Женился князь Семен тайком от митрополита Феогноста,— сообщает летопись.—
Митрополит же не благословил его и церкви затворил». Лишь ценой
щедрой милостыни, посланной константинопольскому патриарху, Семен сумел поправить
положение и узаконить свой брак с Марьей Тверской.
Говоря об отношениях Феогноста с русскими князьями,
следует учесть еще одно обстоятельство. Митрополит имел явную склонность к
стяжательству, собиранию движимых и недвижимых имуществ. Живя в эпоху, когда
закон и право постоянно отступали перед силой и произволом, он не стеснялся в
средствах во имя обогащения митрополичьей кафедры и укрепления ее могущества.
Он окончательно ликвидировал владимирскую епархию, взяв значительную часть ее
прежней территории в свои руки. При нем появляются обширные владения
митрополичьего дома в Московском и других уездах.
Приемы церковно-административной деятельности
Феогноста ярко проявились в тяжбе о Червленом Яре. Эту пограничную между двумя
епархиями область митрополит в 1330 г. закрепил за рязанским епископом, но
затем переменил решение и отдал ее сарайскому владыке. Спустя некоторое время
Феогност, не смущаясь, вновь меняет решение и после личной встречи с рязанским
епископом возвращает ему право на управление Червленым Яром.
Особенно часто стонали от произвола и корыстолюбия
митрополита новгородцы. Под 1353 г. новгородская летопись сообщает: «В том же
году послал послов своих архиепископ новгородский Моисей в Царь-град к царю и
патриарху, прося у них благословения и суда о беззаконных делах, которые
властью своей творит митрополит». Впрочем, тяжелую руку
Феогноста новгородцы почувствовали гораздо раньше. В 1334 г. новгородский
архиепископ Василий отправился во Владимир на поклон к митрополиту «со многими
дарами». Привезенных подарков Феогносту показалось мало и он потребовал новых
подношений. В 40-е годы митрополит, нуждаясь в деньгах для помощи Византии, «пожаловал»,
а точнее — продал новгородскому архиепископу право на особое отличие:
«крестчатые ризы».
Со страниц новгородских летописей часто слышатся
жалобы на митрополита. «Приехал митрополит Феогност, родом грек, в Новгород со
многими людьми; тяжко было тогда владыке и монастырям кормить и одаривать их
всех»,— жалуется новгородский летописец под 1341 годом. Эта фраза
весьма многозначительна. Уточнение «родом грек» полно сарказма. На Руси слову
«грек» часто придавали насмешливо-недоверчивый оттенок. Греки, которых знали
на Руси,— церковные иерархи, дипломаты, торговцы, разного рода наемники — в
массе своей были далеко не лучшими представителями своего народа. Алчные и
лицемерные, они вызывали недоверие и презрение у русских. Возмущаясь
коварством византийцев, автор «Повести временных лет», писавший в начале XII
в., сопроводил рассказ о событиях 971 г. собственным замечанием: «И до сего дня
греки остались такими же лживыми!».
Греческие иерархи на Руси держались отчужденно и
высокомерно, не стремились узнать русский язык и: культуру. Даже титул свой в
конце посланий и документов они требовали писать по-гречески. Их немногочисленные
поучения отмечены холодной официальностью, лишены живого участия по отношению
к тем, кому они адресованы. Этот забитый, нищий народ в сермягах,
стонущий под гнетом своих и чужеземных господ, кажется, очень мало интересовал
«благородных ромеев», считавших себя прямыми потомками покоривших полмира
римлян.
Русские епископы, не говоря уже о низшем духовенстве,
поражали ученых греков своим простодушным невежеством. Заботясь лишь о том,
как извлечь из Руси побольше доходов для себя и для своей патриархии, греческие
иерархи с насмешкой и презрением относились к русским святыням.
В 1351 г., по мнению некоторых историков, Феогност
вновь побывал в Орде, где требовал оградить церковные имущества от
посягательств со стороны князей. Вернувшись, он занемог. Как и его
предшественник Петр, Феогност приехал умирать в Москву. Все дела по управлению
митрополией он передал своему владимирскому наместнику Алексею,
которого 6 декабря 1352 г. возвел в сан епископа.
Кончины митрополита многие ждали с нетерпением. Уже
определен был его преемник, епископ Алексей, о поставлении которого московские
послы договаривались с императором и патриархом еще в конце 40-х годов. В
1352 г. в Константинополь отправилось новое княжеско-митрополичье посольство с просьбой
не ставить на место умиравшего Феогноста никого, кроме Алексея. Уже собраны
были богатые дары, названы бояре, которым надлежало ехать вместе с Алексеем в
Константинополь сразу же после смерти Феогноста. Престарелый
митрополит скончался лишь 11 марта
1353 г., две недели не дожив до праздничных пасхальных
колоколов. Возможно, его кончину ускорила чума, ходившая тогда по Москве.
О чем думал московский князь Семен Иванович, стоя над
могилой Феогноста? Конечно, старый митрополит мало что сделал для блага
Москвы. И все же у него было чему поучиться, было за что уважать. Это был
человек крепкого закала. Легкий на подъем, он бесстрашно пускался в
тысячеверстные путешествия. Он не раз подвергался смертельной опасности в охваченных
мятежом городах, среди кровавых княжеских усобиц. Вся жизнь Феогноста была
подчинена служению единожды избранному делу. Чистокровный грек, уроженец Константинополя,
где прошли его детство и юность, он до конца своих дней служил интересам Византии.
И словом и делом он старался помочь обреченной на медленное умирание империи.
И греки очень высоко ценили Феогноста. Император писал ему в самом почтительном
тоне. Феогносту было дано исключительное право именоваться патриаршьим
экзархом. Адресованные ему грамоты патриарх снабжал не восковой, а свинцовой
печатью, что также было знаком особого отличия. В период торжества паламитов
Феогност, известный как противник этого церковно-мисти-ческого
учения, не имел никаких неприятностей.
Каковы же были итоги 25-летнего пребывания Феогноста
на кафедре «митрополита Киевского и всея Руси»? Какое политическое наследство
оставил он своим преемникам?
Митрополиты Кирилл, Максим и Петр действовала в
обстановке частой смены князей на великом княжении Владимирском, в обстановке
крайней политической нестабильности как в Северо-Восточной, так и в
Юго-Западной Руси. Митрополит Феогност 25 лет своего правления имел дело всего
лишь с двумя великими князьями Владимирскими — Иваном Калитой и Семеном
Гордым. Оказавшись перед лицом существенно изменившейся политической системы в
Северо-Восточной Руси, он должен был выработать и новую линию поведения главы
церкви или же отстоять старую линию в новой обстановке. Митрополит предпочел
второй путь. Суть его линии — в намеренной отстраненности митрополичьей кафедры
от политической борьбы, которую вели московские князья. Лишь в тех случаях,
когда интересы сторон совпадали или же когда под угрозой оказывалось личное
благополучие митрополитов, они шли на компромисс с московскими князьями.
Позиция выжидательного нейтралитета, которую митрополиты-византийцы, следуя
примеру Феогноста, занимали практически до самого момента установления
автокефалии русской церкви в 1448 г., тормозила процесс формирования Русского
централизованного государства. Именно это равнодушие Феогноста к московскому
делу было главной причиной пренебрежения к его памяти со стороны московских
князей, столь ярко проявившегося в загадочном на первый взгляд эпизоде 1474
г., с которого мы и начали рассказ о «забытом чудотворце».
|