|
Внимание историков литературы давно было обращено на
«Задонщину», и тем не менее нельзя сказать, чтобы итоги изучения ее были вполне
удовлетворительными. Большинство исследователей интересовались вопросом о подражательности
этого памятника, связанного со «Словом о полку Игореве». С. К. Шамбинаго так и
пишет: «Это произведение, носившее обычные названия Слова или Сказания, но
получившее потом название Поведания, было написано в подражание «Слову о полку
Игореве», с сохранением не только его образов и выражений, но и плана».
Происхождение «Задонщины» соотносится им с авторством Софония, иерея, рязанца,
названного в одном списке брянским боярином. В книге С. К. Шамбинаго
изображается приезд южного уроженца в Рязань, куда привозится рукопись «Слова о
полку Игореве», а может быть, целая библиотека. У Н. К. Гудзия автором
«Задонщины» является также брянский боярин, «…видимо, приверженец Дмитрия
Брянского, участника коалиции против Мамая, а потом рязанский священник».
«Задонщине» посвящен и новый труд на французском языке А. Мазона, который
восхваляет ее с целью доказать, что она была источником «Слова о полку
Игореве», рассматриваемого А. Мазоном как подложное произведение, составленное
в конце XVIII в.
В настоящее время вопрос о происхождении «Задонщины»
все более привлекает к себе исследователей, тем более что найден еще новый
список этого сочинения. Лично мне он был известен давно по работе над
летописцами Государственного Исторического музея. Новый список «Задонщины»
включен в состав Новгородской 4-й летописи типа списка Дубровского (рукопись
музейского собрания № 2060). Значение нового списка понятно само собой, если
принять во внимание, что из известных списков этого произведения два относятся
к XVII в., один (неполный) – к XV в. Наш список середины XVI в. самый полный и
исправный, в основном сходный со списком Ундольского.
Текст «Задонщины» вставлен в летописный рассказ о
Куликовской битве. Поэтому он и оставался малоизвестным. В начале говорится: «В
лето 6887. Похвала великому князю Дмитрию Ивановичю и брату его князю Владимеру
Ондреевичю, внегда победиша пособьем божиим поганаго Мамая со всеми его силами».
После этого следует текст летописной повести «о нахождении Мамая»,
прерывающийся на повествовании о посылке Дмитрием Донским за князем Владимиром
Андреевичем и воеводами. Тут начинается «Задонщина»: «И потом списах жалость и
похвалу великому князю Дмитрию Ивановичю и брату его князю Владимеру
Ондреевичю. Снидемся, братие и друзи, сынове рустии, съставим слово к слову и
величим землю Рускую…»
А. Д. Седельников написал интересную статью, в которой
связывает «Задонщину» с псковской письменностью, но доказательства его шатки и
стоят далеко от самого текста «Задонщины». А между тем ряд штрихов,
разбросанных в «Задонщине», говорят о том, что автор писал ее в годы, близкие к
Куликовской битве. Он был прекрасно осведомлен о жизни высших московских
кругов. Так, в слове появляются московские «болярыни», жены погибших воевод:
жена Микулы Васильевича – Марья, жена Дмитрия Всеволожского – тоже Марья, Федосья
– жена Тимофея Валуевича, Марья – Андрея Серкизовича, Оксенья (или, по списку
Ундольского, Анисья) – жена Михаила Андреевича Бренка. Надо предполагать
хорошую осведомленность автора в московских делах, чтобы объяснить появление
списка боярских жен, интересного и понятного только для современников. Конечно,
не позднейшему автору принадлежат и такие слова, описывающие грозную русскую
рать: «Имеем под собою борзыя комони, а на себе золоченыя доспехы, а шеломы
черкасьские, а щиты московскые, а сулицы ординские, а чары франьския, мечи
булатныя». «Сильный», «славный», «каменный» город Москва, быстрая река Москва
стоят в центре внимания автора.
Нашим выводам как будто противоречит указание на
Софония Рязанца как на автора сказания. Но уже С. К. Шамбинаго отмечал, что в
тексте «Задонщины» иерей-рязанец Софоний (в нашем списке Ефонья) упоминается в
третьем лице, словно автор какого-то другого произведения, в новом списке же о
нем говорится так: «И яж помяну Ефонья, ерея рязанца, в похвалу песньми и
гуслеными и буяни словесы». Соображения историков литературы о происхождении
Софония ничего не меняют в московском характере произведения. Ведь во всех
русских городах прозвища «рязанец», «володимерец» и т. д. давались тем людям,
которые осели в чужом городе. Москвич не писал себя москвитином в Москве, а
звал себя так в другом месте. Поэтому прозвище Рязанец нисколько не
противоречит тому, что Софоний был москвичом, если только имя его не было
надписано на «Слове о полку Игореве», которым воспользовался автор «Задонщины»,
приписав ему составление этого произведения (а также взяв оттуда гусленые и
буяные словеса).
|