Несколько
ранее (вероятно в сентябре или октябре) дьяк Федор Стромилов сообщил Василию,
что его отец (Иван III) решил пожаловать Дмитрию титул великого князя
владимирского и московского. По совету Афанасия Еропкина Василий собрал
совещание своих приверженцев, в основном являвшихся боярскими детьми; среди них
был Владимир Гусев (которого до последнего времени ошибочно считали
составителем Судебника). Они, и некоторые другие, присягнули Василию. Было
решено, что Василий со своими людьми должен нарушить верность отцу, отправиться
в Северную Русь и захватить там великокняжескую казну, хранящуюся в Вологде и
Белоозере. В это время Дмитрия убьют.
Тогда
же Иван получил донос, что Софья встречалась с несколькими «ведьмами», которые
снабдили ее ядом. Предполагается, что Софья — по ее роли в заговоре —
намеревалась тайно отравить Дмитрия, а возможно, и самого Ивана III. Иван
приказал «ведьм» схватить и утопить ночью в Москве‑реке. Затем он наложил опалу
на Софью и, как говорит летописец, с этого времени принимал особые меры предосторожности.
Василий тоже попал под тщательный надзор.
Что
касается руководителей заговора, то прежде всего Иван передал дело митрополиту
Симону и епископскому собору. Собор уполномочил верховный суд провести судебное
заседание. Всех участников заговора признали виновными. Дьяка Федора
Стромилова, Афанасия Еропкина, Владимира Гусева и еще трех руководителей
приговорили к смертной казни и обезглавили 27 декабря. Это был первый случай
применения статьи 9 Судебника. Многих сторонников Василия заключили в темницу.
Как
убедительно показал Л.В. Черепнин, все лидеры заговора и их семьи были связаны,
в то или иное время, с дворами удельных князей, таких как Андрей Большой
Углицкий, Борис Волоцкий и Михаил Верейский и Белоозерский. Следует также
отметить, что предки Гусева и Стромилова поддерживали Дмитрия Шемяку и Ивана
Можайского против отца Ивана III. Таким образом, заговор 1497 г. представляется
возрождением федеративной идеи, противостоящей аристократии.
Нет
оснований верить, что сын Ивана III Василий поддерживал права удельных князей.
Позже, став правителем Московии, он продолжил политику своего отца. Очевидно,
что причиной его союза с группой Гусева стала рискованная затея отчаявшегося
человека. Заговор казался единственным способом, дававшим Василию возможность
захватить власть. Он проиграл, но последующие события показали, что не
окончательно. В настоящий момент важнее была его жизнь.
Как
только заговор был раскрыт, подготовка к официальной коронации Дмитрия
завершилась. Заранее был разработан сложный ритуал. Церемонию провели в
Успенском соборе Кремля 4 февраля 1498 г. Митрополит Симон и епископы совершили
богослужение. В центре церкви стояли три трона: для Ивана III, для Дмитрия и
для митрополита. Иван III и митрополит восседали на своих местах, Дмитрий стоял
перед своим троном. Иван III, обращаясь к митрополиту, объявил, что согласно
древнему обычаю каждый из его предков передавал великое княжение своему первому
сыну. Поскольку первый сын Ивана III умер, он теперь благословляет Дмитрия (как
первого сына своего первого сына) Великим княжеством Владимирским, Московским и
Новгородским. Митрополит затем наложил руку на голову Дмитрия и прочел молитву
помазания, после чего благословил регалии — бармы — венец. Иван III возложил
регалии на плечи и голову Дмитрия, Дмитрий сел на трон, и прозвучал молебен. Затем
в краткой речи Иван III дал своему внуку напутствие быть покорным Богу, любить
справедливость и хорошо заботиться о православном народе.
С
торжественной коронацией Дмитрия политический кризис, казалось, был преодолен,
стабильное положение правительства восстановлено и, более того, благословлено
митрополитом и епископским собором. Однако на самом деле рана не затянулась.
Раскрытие заговора и особенно участие в нем Софьи и Василия болезненно
отразились на физическом и душевном состоянии Ивана III. Если мы решим поверить
рассказу Герберштейна о пьянстве Ивана III, то, скорее всего, он пристрастился
к нему именно в время. Герберштейн говорит: «За обедом он обычно пил так много,
что засыпал. Все приглашенные сидели тогда в безмолвии, силъно напуганные».
Герберштейн во время своих посещений Москвы собрал много ценной информации, но
в то же время повторял и просто слухи: некоторые из его рассказов, безусловно,
вымысел. Конкретно эта история кажется психологически правдивой, но только в
том случае, если мы предположим, что она относится к последним годам жизни
Ивана III: нет свидетельств о чрезмерное пьянстве Ивана III в первой половине
его правления. Итальянец Амброджио Контарини, трижды приглашенный Иваном III на
обед в 1476‑77 годах, нашел, что обед «был, конечно, подан в великолепном
стиле». Контарини понравились все блюда. Что же касается напитков, то он
говорит, что после того, как он отобедал у Ивана III в третий раз (незадолго до
своего отъезда), ему пpeпoднесли «огромный серебряный сосуд полный их напитка,
приготовленного из меда». Контарини смог отпить только четверть. Иван настаивал,
чтобы он допил до дна, и «приказал освободить сосуд и вернуть его мне».
|