|
4. Победа иосифлян и второй брак Василия
III
С
возведением Даниила в сан митрополита московского можно было ожидать, что
иосифлянство окончательно утвердится в Московии. И действительно, вскоре Даниил
устранил своих основных противников. Когда появлялась вакансия на то или иное
важное место в церковной администрации, Даниил назначал иосифлянина. Следует
согласиться с тем, что он знал, как подбирать квалифицированных помощников, и
некоторые из его назначений были вполне удачны. Именно Даниил возвел в 1526 г.
Макария в сан архиепископа новгородского. Макарий проявил себя одним из
просвещенных русских священнослужителей, и ему предстояло сыграть важную роль
первой половине царствования Ивана Грозного. Даниил поддерживал самодержавие
Василия разными способами и увеличил подчинение русской церкви власти великого
князя. В свою очередь, Василий III вынужден был отказаться от своих и претензий
на церковные земли.
Поскольку
церковные земли не подлежали конфискации в местный фонд, у Василия III не было
иного выбора, кроме как извратить часть государственных (черных) земель
поместьям, хотя он пользовался каждым случаем для расширения фонда государственной
земли через аннексию, как это было с Псковом и Рязанью. К 1523 г. Василию
удалось присоединить также и Северскую землю. Двое северских князей, потомки
прежних врагов Василия II — Василий Шемячич Новгород‑Северский и Василий
Стародуский, внук Ивана Можайского — признали господство Ивана III в 1500 г. и
были оставлены в Северской земле как удельные князья. Они ненавидели друг друга
и плели друг против друга интриги. Василий Стародубский умер около 1518 г., и
его удел отошел к Москве. В 1523 г. великий князь Василий III призвал князя
Василия Шемячича в Москву для объяснений, поскольку тот подозревался в тайной
связи с королем Сигизмундом. Шемячич боялся появляться в Москве, но митрополит
Даниил поручился за его безопасность, дав клятву на иконе Богоматери. Сначала
Шемячич был хорошо принят в Москве, но вскоре арестован и заключен в тюрьму.
Там он и умер шестью годами позже, а его удел был включен в состав московских
земель.
Даниил
не встал на защиту Шемячича, что возмутило многих русских, особенно тех, кто
следовал заповедям Нила Сорского. Великий князь Василий, однако, был доволен
действиями Даниила или, скорее, отсутствием всяких действий. Вскоре Даниил
помог Василию с решением его семейных дел. Как уже упоминалось Василия огорчало
бесплодие его жены Соломонии (урожденной Сабуровой). Соломония была доброй и
добродетельной женщиной, и Василий был всем доволен, кроме отсутствия
наследников. Для Василия III это было делом не только семейным делом, но и
государственным. Если бы он умер бездетным, ему наследовал бы брат Юрий, а
Василий Юрию не доверял; если быть точнее, он презирал его.
Ведущие
московские бояре, руководствуясь государственными соображениями, поддержали
решение Василия III развестись с Соломонией и жениться снова. Все дело теперь
зависело от митрополита, без чьего позволения Василий III не мог начать
бракоразводный процесс. Развод в подобном случае противоречил евангельским
заповедям и обычаям греко‑православной церкви. Сначала Даниил не решался дать
разрешения на развод. Вероятно, под влиянием Максима Грека он посоветовал
Василию III проконсультироваться с восточными патриархами и с монахами горы
Афон. Так и было сделано, но положительного ответа Василий не получил. Тогда
Даниил все‑таки дал санкцию на развод. 28 ноября 1525 г. Соломонию, несмотря на
ее протесты, постригли в монашенку под именем София и отправили в Покровский
монастырь в Суздале. Вскоре после этого Даниил благословил второй брак Василия
с молодой княжной Еленой Глинской и сам совершил богослужение в день свадьбы 21
января 1526 г.
Пособничество
Даниила разводу и повторному браку Василия III вызвало негодование многих
выдающихся русских людей, особенно — противников Василия III и иосифлянства. В
одной из редакций Псковской летописи второй брак Василия назван прелюбодеянием.
Таковым же было и мнение Вассиана Патрикеева. Максим Грек также полагал, что
развод и новый брак с церковной точки зрения незаконны. Некоторые бояре,
включая князя Семена Федоровича Курбского и Ивана Никитича Берсень‑Беклемишева
(долго находившегося в немилости у великого князя), резко критиковали как
митрополита, так и великого князя.
Большинство
из тех, кто выступал против развода и повторного брака Василия, были наказаны
тем или иным образом под разными предлогами. Князь Курбский попал в опалу и
умер в немилости в 1527 г. Берсень‑Беклемишев был обвинен в нанесении
оскорблений великому князю и в феврале 1525 г. вместе со своим другом взят под
стражу и подвергнут пытке. Берсеня приговорили к смерти, а его друга дьяка — к
отрезанию языка. Берсень был другом Максима Грека и часто навещал его. Это
обстоятельство было раскрыто во время суда над Берсенем, и Максим был вызван
для дачи показаний перед особым собором, на котором председательствовал сам
великий князь, и который включал в себя не только епископов и монахов, но и
бояр.
О
религиозных и политических взглядах Максима Грека будет идти в другом томе.
Здесь же будет нелишним сказать несколько слов о его положении на Руси до 1525
г. В свое время его пригласили в Москву с предложением переводить толкования
псалмов и некоторых других греческих трудов, а также опровергать ересь
жидовствующих. Максим считал, что его миссия только временная. Проблема
заключалась в том, что когда он покидал гору Афон, он не знал ни славянского
(использовавшегося русскими в их церковных книгах), ни русского. Он сразу же
взялся за изучение обоих языков. Поскольку он был хорошим лингвистом (знавшим в
совершенстве греческий и латынь), задача эта была не слишком трудной, но,
естественно, выполнение ее требовало времен Двум ученым русским, в том числе
Дмитрию Герасимову, было поручено работать с Максимом. Они не знали греческого;
так образом, Максим вынужден был переводить оригинальный греческий текст на
латынь, а Герасимов и его коллега уже перевод ли его на русский. Позднее Максим
уже мог самостоятельно пер водить непосредственно с греческого на русский.
Конечно же, ошибки в переводе были неизбежны и в конце концов эти ошибки стали
причиной нападок на него иосифлян.
Максим
был принят митрополитом Варлаамом с большим уважением. Под влиянием Варлаама Василий
III также сначала благожелательно отнесся к нему; на Грека смотрели как на
крупного реформатора, ученого и талантливого человека, который призвав был
давать государю и митрополиту советы, как построить идеальное государство и
общество. Духовные и этические взгляды Максима на христианство были созвучны
воззрениям заволжские старцев (не следует забывать, что корни духовности Нила
Сорского также уходили в мудрость ученых‑монахов горы Афон). Последователи
нестяжателей, такие, как Варлаам и Вассиан Патрикеев, лучше могли понять и
оценить Максима, нежели иосифляне. Поэтому вполне естественно, что Вассиан
Патрикеев и его друзья близко сошлись с Максимом и стали часто навещать его.
Большинство бесед Максима с гостями носило религиозный характер, но иногда, особенно
в разговорах с опальным боярином Берсень‑Беклемишевым, поднимались и политические
вопросы. Сам Максим готов был всем сердцем поддерживать тех, кто выступал
против права монастырей владеть земельными угодьями.
Как
только Варлаам был смещен с московского престола и митрополитом стал Даниил,
противники монастырской собственности утратили свое влияние при великокняжеском
дворе. Сначала Даниил терпимо относился к Максиму, уважая его ученость, вскоре
его отношение изменилось, и после суда над Берсенем решил взяться и за Максима.
На
соборе 1525 г. Максима обвинили в резкой критике русских церковных книг, в
восхвалении авторитета патриарха константинопольского и в допущении некоторых
догматических ошибок. Последнее обвинение возникло из‑за того, что Максим, когда
писал на славянском, иногда ошибался, и был неверно понят. Что касается
авторитета патриарха константинопольского, то Максим никогда не скрывал своего
мнения, что митрополиту московскому нужно благословение от патриарха. Максим
считал себя членом греческой церкви, а не подчиненным властям русской церкви.
Максиму вынесли суровое наказание. Он был заключен в Волоцкий монастырь «для
покаяния и исправления»; ему запретили учить кого‑либо, сочинять что‑либо и
вести с кем бы то ни было переписку.
|