"Когда оба войска подошли к некоей реке Ведроши,
то литовцы, бывшие под предводительством Константина Острожского, окруженного
огромным количеством вельмож и знати, разузнали от некоторых пленных о
численности врагов и их вождях и возымели от этого крепкую надежду разбить
врага. Далее, так как речка мешала столкновению, то с той и другой стороны
стали искать переправы или брода. Раньше всего на противоположный берег
переправились несколько московитов, вызывая литовцев на бой. Те, нимало не
оробев, оказывают сопротивление, преследуют их, обращают в бегство и прогоняют
за речку. Вслед за этим оба войска вступают в бой и завязывается ожесточенное
сражение. Во время этого сражения, которое с обеих сторон велось с равным воодушевлением
и силой, помещенное в засаде войско, о существовании которого знали лишь
немногие из русских, ударило с фланга в середину врагов. Пораженные страхом,
литовцы разбегаются, их предводитель с большей частью свиты попадает в плен,
прочие же в страхе оставляют врагу лагерь и, сдавшись сами, сдают также
крепости Дорогобуж, Торопец и Белую" (1, 66–67).
Гонец, несший весть о победе при Ведроши, примчался в
Москву уже через три дня после сражения — в пятницу, 17 июля 1500 г.
Получив это радостное известие, Иван III приказал устроить всенародное
празднество. Многие москвичи обратили внимание и на знаменательное совпадение:
литовцы были разбиты на Ведроши 14 июля — в тот же самый день, когда московские
воеводы в 1471 г. разгромили новгородцев на реке Шелони. В ту религиозную
эпоху такого рода совпадение рассматривались как явное свидетельство богоугодности
московского дела.
Довольный действиями своих воевод, Иван III изъявил им
особую милость: послал одного из бояр с наказом "спросить воевод о
здоровье". Примечательно, что "первое слово" посланцу велено
было обратить к Даниилу Щене. Именно его "Державный" справедливо
считал главным героем битвы (55, 53; 4, 39).
Разгром литовцев в битве на Ведроши повлек за собой
новые успехи русских войск. 6 августа 1500 г. Яков Захарьевич взял древний
город северской земли Путивль. А три дня спустя, 9 августа, отряд псковичей
изгнал литовцев из Торопца — города-крепости на древнем порубежье новгородских,
смоленских и полоцких земель.
Однако в дальнейшем ход войны несколько изменился не в
пользу "московитов". Снежные заносы не позволили осуществить
намеченный на зиму 1500–1501 гг. поход русских войск на Смоленск. А в
1501 г. положение осложнилось вторжением в русские земли союзников Литвы —
ливонских рыцарей. Это вызвало ответные действия со стороны Ивана III. В
частности, он распорядился направить в Новгород в качестве одного из двух
назначавшихся туда наместников именно Даниила Щеню. Статус новгородского
наместника был таков, что в случае войны он и его "напарник"
становились руководителями всей обороны северо-запада Руси.
В новгородско-псковской земле Даниилу пришлось
несколько лет подряд действовать плечом к плечу со вторым новгородским
наместником — князем В. В. Шуйским. Это был видный — хотя и не столь
прославленный, как Щеня, — полководец эпохи утверждения единого
Российского государства. В следующей главе подробно будет рассказано о его деятельности.
Здесь лишь заметим: их совместная ратная служба в Новгороде была дружной.
Осенью 1501 и зимой 1501–1502 гг. Даниил Щеня
вместе с В. В. Шуйским действовал против вторгшихся в псковские земли ливонцев.
Тогда же вместе с князем Даниилом Пенко он ходил на "свейских немцев"
— шведов (38, 32).
Занимая в 1502–1505 гг. пост новгородского
наместника, Щеня, однако, не раз покидал город по тем или иным
"государевым службам". Летом 1502 г. он вместе с другими
воеводами ходил на Смоленск. Однако осада Смоленска оказалась безрезультатной.
Одной из главных причин неудачи была беспомощность
"главнокомандующего" — князя Дмитрия Жилки, сына Ивана III.
Вернувшись в Новгород, Даниил продолжал борьбу с
ливонцами. Помимо военных предприятий, он выступал в эти годы и в иных
ипостасях — то как дипломат, заключавший перемирие с Литвой, то как доверенное
лицо Ивана III, чья подпись наряду с прочими скрепила завещание
"Державного" в конце 1503 г. (38, 32–33).
"Все произошло из праха и все возвратится в
прах" (Екклесиаст, 3, 20). Измученный болезнями и семейными неурядицами,
"государь всея Руси" явно близился к концу своего земного пути. Он
все меньше думал о делах и все больше — о спасении души. Рассказывают, что
незадолго до кончины он решил вновь переписать завещание и передать престол
Дмитрию-внуку. Этим решением он обелил бы свою совесть, но поставил бы
Московскую Русь на грань небывалой внутренней смуты. Впрочем, сделать этого
Иван уже не успел. 27 октября 1505 г. в возрасте 65 лет он скончался.
Кончина Ивана III не изменила положения Даниила Щени.
Он был по-прежнему незаменим там, где требуется присутствие опытного и
надежного воеводы. Летом 1506 г., когда возникла опасность набега
казанских татар на русские земли, Даниил был послан в Муром и возглавил
собранные там полки. Но на этот раз татары отказались от своего замысла.
В 1508–1510 гг. Щеня вновь занимал пост
новгородского наместника. Во главе новгородской рати он участвовал в
русско-литовской войне, вызванной восстанием против нового великого князя
Литовского Сигизмунда (1506–1548) крупнейшего православного литовского магната
Михаила Глинского. Правительство Василия III решило оказать Глинскому военную
помощь.
|