А.А.
Зимин так повествует о поездке любознательного игумена: «После ухода Иосифа
братия Боровского монастыря обратилась к Ивану III с просьбой назначить им
нового игумена, при этом сообщая об исчезновении Иосифа. Великий князь им
категорически отказал: «нет вам игумена опричь Иосифа» – и повелел разыскать
беглеца. Когда Иосиф был обнаружен, то вдогонку за ним великий князь послал
своих доверенных лиц. На время Иосифу удалось скрыться. Но волей или неволей
приходилось возвращаться и снова становиться Боровским игуменом «пакы понужден
тем же самодержьцем».
Красноречивое
поведение Иосифа и великого князя в этой ситуации позволяет нам сделать ряд
важных выводов. От игумена требовалось испросить разрешение государя на столь
длительную и дальнюю поездку, но он не только не ходатайствовал об этом, но и
покинул обитель тайно, очевидно, чтобы таким образом выиграть время, понимая,
что за ним будет послана погоня. К этому времени Иосиф сделал выбор в пользу
Бориса Волоцкого. Он понимал, что его экскурсия по святым местам не пройдет
безнаказанно, но, связав свою судьбу с удельным князем, Иосиф уже не так
страшился опалы.
Разумеется,
он пока скрывал свое решение, потому что, прознай о нем Иван Васильевич,
познавательный вояж завершился бы весьма плачевно для нашего паломника. Но
великий князь не догадывался о том сюрпризе, который приготовил ему Иосиф, и сохранил
прежнее благожелательное отношение к ученику Пафнутия, потому решительно отмел
претензии боровских иноков и снисходительно отнесся к проступку игумена.
Очевидно, ходатайство монастырской братии подтвердило версию о том, что поездка
настоятеля спровоцирована конфликтом в обители и горячим желанием Иосифа найти
ответы на мучившие его вопросы у своих коллег.
Неужели
эта шпионская эпопея с тайным побегом, погоней, «переодеванием» в простого
чернеца задумана ради того, чтобы побольше узнать об устройстве монастырской
жизни? Почему Иосиф не пошел легальным путем и решил, что благоволивший ему
Иван Васильевич откажет в удовлетворении столь похвального желания? Мы не
сомневаемся, что жадный до новых знаний Иосиф был рад посетить разные киновии,
но полагаем, что поездка, быть может, в первую очередь, связана с политическими
обстоятельствами.
Постараемся
проследить маршрут передвижений Иосифа. Рассказывая об этой поездке, А.А. Зимин
обращает внимание на то, что в своем трактате «Отвещание любозазорным» игумен-путешественник
помещает эпизоды из истории Кирилло-Белозерского, Саввино-Тверского, Симонова и
Калязинского монастырей. Нам представляется сомнительным посещение Симонова
монастыря. Иосифу было ни к чему показываться в Москве, да и маршрут его путешествия
тогда выглядит довольно прихотливо. К тому же у него было немало иных, не
сопряженных с приключениями, возможностей посетить московские монастыри. Путь
Иосифа скорее всего пролегал через Верею, Рузу и Волоцк, оттуда по новгородской
дороге на Тверь. Таким образом, Иосиф оказался «заграницей», во владениях
тверского князя Михаила Александровича.
Оттуда
он спустился по Волге к Калязинскому монастырю, где настоятелем был преподобный
Макарий. Иосиф относился к калязинскому настоятелю с глубоким почтением. Умерший
спустя четыре года старец стал одним из самых почитаемых «стяжателями» святых.
Обитель Макария находилась на землях другого удельного брата великого князя
Андрея. Здесь у Иосифа были знакомцы. При погребении Пафнутия кроме
постриженников почившего присутствовал один посторонний – «мирскы священник,
духовник князя Андрея Васильевича Меньшого Никыта именем». Преемник Пафнутия,
разумеется, общался с попом Никитой, если только не познакомился с ним прежде.
Появившись во владениях Андрея, Иосиф мог рассчитывать на пособничество
близкого к князю человека. Из углицких земель наш пилигрим поднялся по Шексне
до Белоозера и, таким образом, снова попал во владения верейского князя Михаила
Андреевича, владевшего белозерскими окрестностями. Получается, что маршрут Иосифа
полностью пролегал по удельным землям и Тверскому княжеству, тем территориям,
где правили враги Московского государя.
Во
время пребывания Иосифа в Кирилловом монастыре игуменом был Нифонт, в будущем
епископ суздальский. Вспомним, что именно в то время, когда Иосиф восхищался
общежительными порядками Белозерского монастыря, игумен Нифонт и его
сподвижники спровоцировали спор с ростовским епископом. Причем сторону Нифонта
приняли верейский князь Михаил Андреевич и митрополит Геронтий, а епархиального
владыку поддерживал Иван III. «Того же лета быть брань межи митрополитомъ
Геронтиемъ и Вассианомъ архиепископомъ Ростовскимъ о Кирилове монастыре: начать
бо Геронтей отнимати от Ростовские епископии, научаем князем Михаилов
Андреевичем». Вспомним и то, что в следующем году во время нашествия Ахмата
сюда на Белоозеро прибудет Деспина Софья со своими сподвижниками.
А.А.
Зимин обращал внимание на то, что Иосиф считал Нифонта Суздальского «главой
всему», то есть главой любостяжательской партии. (Цитаделью нестяжательства
Белозерский монастырь стал после переезда Нифонта в Суздаль и после смерти
верейского князя Михаила Андреевича в 1486 году, когда белозерский удел Иван
III забрал себе.) Между тем нам неизвестны ни письменные, ни устные выступления
Нифонта в поддержку иосифлянской программы либо направленные против оппонентов.
Следовательно, он выполнял некую закулисную координирующую функцию, способствуя
соединению любостяжателей и «партии реванша». С подобной оценкой фигуры Нифонта
не согласен А.И. Алексеев, который не находит «никаких оснований считать Нифонта
сторонником удельно-княжеской оппозиции». Доводы исследователя сводятся к тому,
что Иосиф был архимандритом Симонова монастыря, затем епископом суздальским, в
1478 постриг великую княгиню Марфу, в 1496 году перед ним приносил свое
покаяние Иван Васильевич. Заметим, что в 1478 году конфликт Ивана III с
братьями не достиг острой фазы, епископом суздальским он стал при митрополите
Геронтий, конфликтовавшем с великим князем, а покаяние государя перед Нифонтом
скорее свидетельствует об обратном.
Подытоживая
рассказ о паломнической поездке Иосифа, соблазнительно расценить ее как
выполнение специального задания удельных князей накануне открытого выступления
против великого князя. Впрочем, стоит признать, что мы не можем представить
достаточных оснований для подобного вывода. Хотя задатки агентурного работника
у Иосифа, несомненно, присутствовали, в последующем волоцкий игумен не раз
засылал своих шпионов в стан нестяжателей. Подвизавшиеся в белозерских скитах
иосифовы постриженники Нил Полев и Дионисий Звенигородский рассматривались
учениками Нила в качестве враждебной силы. Другой волоцкий инок Андрей Невежа,
перебравшись в Кириллов, поносил Иосифа и его обитель, дабы завоевать доверие
братии, а затем совместно с Дионисием написал донос на одного заволжца, обвинив
его в ереси.
Не
подлежит сомнению и то, что ввиду обострения политической ситуации Иосиф
недвусмысленно занял позицию «партии реванша» и его переезд к Борису Волоцкому,
в первую очередь связан с этим обстоятельством. Совместное выступление удельных
князей в феврале 1480 года произвело чрезвычайный эффект. Судя по словам
летописца мятежники не встречали никакого отпора со стороны великокняжеских
сил. Ивану III пришлось срочно возвращаться из Новгорода. Шантаж возымел
действие, и Ивану III пришлось выделить Борису весь боровский удел, а Андрею –
Можайск. Сам факт возникновения Волоцкого монастыря Московский государь
рассматривал как враждебное действие по отношению к великокняжеской власти. В
противовес Иосифовой обители Иван Васильевич разрешил основать пустынь в
подчиненном Москве Клинском уезде представителю семейства Еропкиных,
рассорившегося с Борисом Волоцким.
Сотрудничество
Нила Сорского с правительственной партией, так же как и удельные симпатии
Иосифа Санина, обусловлено не только политическим и философским единомыслием,
но и личными мотивами. Нил Сорский, «по реклу» Майков, с детства был грамотным,
до пострижения жил в Москве, где служил «скорописцем» и имел родственные связи
с высшими слоями московской служилой знати. Нил, тогда еще совсем молодой
Николай Майков, и его брат Андрей в середине пятидесятых годов XV века входили
в состав правительственной верхушки, так как «скорописец» в то время не мог
быть техническим исполнителем в ранге мелкого чиновника. (Отметим, что из среды
служилого боярства вышли и Кирилл Белозерский и другой заволжский подвижник
современник Нила св. Корнилий Комельский. Перед Николаем открывалась перспектива
блестящей политической карьеры, однако которой он предпочел монастырское уединение.
|