Заговор Владимира Гусева
Прошло только три месяца после утверждения Судебника
1497 г., как в Москве произошли чрезвычайные события. Наиболее ранняя и
подробная их версия содержится в памятниках, основанных на летописном своде,
составленном около 1500 г.: в так называемом «Отрывке летописи по
Воскресенскому списку» и Новгородском своде 1539 г.
В 1500 г. у власти еще был Дмитрий-внук и
виновником событий прямо назывался княжич Василий: «В лето 7006 декабря
восполелся князь великий Иван Васильевичь всеа Русии на сына своего, на князя
Василья, и посади его за приставы на его же дворе того ради, что он, сведав от
дьяка своего, от Федора Стромилова, то, что отец его, князь великий, хочет
пожаловати великим княжением Володимерским и Московским внука своего, князя
Дмитрея Ивановича, нача думати князю Василью вторый сатанин предотеча Афанасий
Аропчонок; бысть же в думе той дьяк Федор Стромилов, и Поярок, Рунов брат, и
иные дети боярские, а иных тайно к целованию приведоша». Итак, выясняется, что
коронация готовилась до раскрытия заговора Владимира Гусева, а его фактическим
главой был княжич Василий, посаженный в конечном счете «за приставы». Заговорщики
хотели, чтобы Василий «отъехал» от своего отца, что было одной из обычных форм
удельного протеста, и собирались «казна пограбити на Вологде и на Белеозере и
над князем над Дмитреем израда учинити». Расправа была жестокой: заговорщиков
«казниша… на Москве на реце по низ мосту шестерых, Афонасу Яропкину руки да
ноги отсекли и голову ссекоша, а Поярку, Рунову брату, руки отсекше и голову
ссекоша, а дьяку Федору Стромилову да Володимеру Елизарову, да князю Ивану
Палецкому Хрулю, да Щевью Скрябина, сына Стравина, тем четырем главы ссекоша,
декабря 27; и иных многих детей боярских велел князь великий в тюрьму
пометати». Заговор, следовательно, был многочисленным. Активную роль в нем
играла и жена Ивана III — Софья Палеолог, на которую государь наложил «опалу»
за то, что «к ней приходиша бабы с зелием; обыскав тех баб лихих, князь великий
велел их казнити, потопити в Москве-реке ношию, а с нею с тех мест нача жити в
брежении». Далее в «Отрывке» идет краткое сообщение о коронации 4 февраля
Дмитрия Ивановича.
Последовательность событий, по Уваровской летописи
(свод 1518 г., восходящий к своду 1508 г.), такова: в декабре
1497 г. государь «по дияволю действу въсполеся» на Василия и Софью и «в
той опале» 27 декабря казнил шестерых названных выше детей боярских; затем
говорится о коронации Дмитрия-внука. Итак, виновником оказывается не княжич
Василий, а зломудрый дьявол. Сходный рассказ помещен в Холмогорской летописи. В
Типографской летописи известие о коронации Дмитрия совмещено с заметкой о
Судебнике («суд судити бояром по судебнику, Володимера Гусева писати»), а после
изложения апрельских событий 1498 г. есть запись о казни В. Е. Гусева с
товарищами, но нет сведений об опале на Василия Ивановича. Составитель
Степенной книги, отмечая пожалование Василия Новгородом и Псковом в
1499 г. и прощение Софьи, вскользь упоминает, что за два года до того Иван
III «некоих ради людьских крамол, гнев имея на них», «благословил»
Дмитрия-внука великим княжением. В дополнительном тексте Хронографа о
поставлении Дмитрия, опале Василия и Софьи и казни Гусева говорится без
объяснения причин. Аналогичное сообщение приводится в одном Кирилло-Белозерском
летописце. В Волоколамском летописчике говорится лишь о казни «Федора
Страмилова с товарыщи». В кратком Погодинском летописце есть только запись о
коронации. В Тверском сборнике сообщается лишь о казни В. Гусева с товарищами.
Существует несколько попыток объяснить события
1497 г. и определить состав сторонников Дмитрия-внука. По Н. М. Карамзину,
верному официальному монархическому взгляду, дьяк Ф. Стромилов и «некоторые
безрассудные молодые люди» уверили «юного Василия», что «родитель его хочет
объявить внука наследником», и предложили ему «погубить Дмитрия». Будущий
монарх оказывался ни при чем — все объяснялось «безрассудством» его не в меру
горячих доброхотов. С. М. Соловьев пытался найти в этих событиях некую
закономерность и считал, что князья и бояре поддержали Елену Стефановну, «на
стороне же Софии и сына ее Василия мы видим только детей боярских и дьяков».
Эта точка зрения на долгое время утвердилась в литературе. Ее придерживались, в
частности, И. И. Смирнов и автор этих строк.
|