Далеко не все в облике Стефана и в методах его
деятельности выглядит привлекательным. Истинный сын Средневековья, он был
одержим своим служением, ощущал себя орудием в руках Бога. Можно сколько угодно
осуждать Стефана за его нетерпимость к еретикам — которых, впрочем, он отнюдь
не требовал сжигать на кострах! — и не всегда благовидные методы борьбы с
язычеством. Но не забудем: этот человек готов был с именем Божьим на устах
войти в горящий дом и прыгнуть в ледяную полынью. По силе религиозного чувства
во всем русском Средневековье Стефану не уступит, пожалуй, один лишь протопоп
Аввакум. Не забудем и о том, что христианскую догматику Стефан понимал не как
сумму абстрактных истин, а как путь к спасению души.
В отечественной истории Стефан остался прежде всего
как виднейший представитель многочисленной когорты русских миссионеров —
безоружных проповедников учения Иисуса среди «не ведающих Бога» лесных и
степных народов. «Напрасно говорят, что Русская Церковь не дорожит
миссионерским служением, — писал Г. П. Федотов. — Начиная с
ростовских святителей Леонтия и Исайи, с преп. Авраамия Ростовского и мученика
Кукши, просветителя вятичей, до епископа Николая, основателя Японской
Православной Церкви в конце XIX века, Русская Церковь не переставала давать
апостолов Евангелия, лучшие из которых умели отделять служение вселенскому делу
Христову от национально-государственных обрусительных задач» (105, 127).
Во время каждой из своих поездок в Москву Стефан
посещал Маковец, встречался с Сергием. Житие Сергия рассказывает трогательную в
своем простодушии легенду об их духовной близости, порой выражавшейся в
чудесах.
Однажды Стефан, уже будучи епископом, ехал из Перми в
Москву. Он очень торопился и потому решил навестить Сергия на обратном пути. И
все же, проезжая мимо обители на расстоянии «яко поприщ 10 или вяще» (то есть
10 или более верст), он остановился. Повернувшись в сторону Троицкого монастыря,
Стефан низко поклонился и произнес, обращаясь к Сергию: «Мир тебе, духовный
брате!»
В это время Сергий сидел с братьями за трапезой.
Внезапно он встал и, поклонившись, ответил на приветствие: «Радуйся и ты,
пастуше Христова стада, и мир Божий да пребывает с тобою!» (9, 376). После
этого он вновь сел на свое место и продолжил трапезу.
Монахи, удивленные поведением игумена, догадались, что
он имел какое-то видение. В ответ на их расспросы Сергий сказал, что «в сей час
епископу Стефану грядущу путем к граду Москве, и противу монастыря нашего поклонися
святей Троице и нас смиренных благослови». Он назвал и место, откуда Стефан
послал ему молитвенное приветствие. Позднее от тех, кто был в свите Стефана,
троицкие монахи узнали, что все произошло именно так, как поведал им Сергий.
Эта мистическая встреча двух подвижников — а точнее, какие-то
реальные события, лежавшие в основе рассказа Епифания, — могла произойти
только в 1386 году, когда Стефан был в Москве по пути в Новгород. Во время первой
поездки в Москву, в 1383 году, он еще не был епископом, а когда ехал туда в
третий раз, в 1396 году, Сергия уже не было в живых. Впрочем, и для самого
Стефана эта поездка стала последней. Он умер в Москве 26 апреля 1396 года и был
погребен в кремлевской церкви Спаса на Бору.
В память о дружбе Сергия и Стефана троицкие монахи
впоследствии построили придорожную часовню на том месте, где Стефан поклонился
«великому старцу». В самом монастыре был принят обычай: во время трапезы раздавался
звон колокольчика, по которому братья вставали и склоняли головы, чтя память
своих великих учителей.
От природы Сергий был крепко сложен и вынослив. Однако
старость неумолимо брала свое. Все тяжелее становилось вставать по утрам с
жесткого иноческого ложа. Привыкший ко всему — а в особенности к своим обязанностям
игумена — относиться добросовестно, Сергий тяготился своей немощью. За полгода
до кончины он объявил о том, что передает игуменство Никону.
Освободившись от бремени власти, Сергий
«безмльствовати начят». Случалось, за целый день он не произносил ни одного
слова. Но молчание было для него лишь средством к достижению большего: того
глубокого внутреннего покоя, «безгневия», умиления, которые и составляют суть
монашеского безмолвия. «Благоразумное молчание есть… безмолвия супруг,
приращение разума, творец видений… сокровенное восхождение… Любитель молчания
приближается к Богу» (34, 124–125). Братья догадывались: «старец» решил
замкнуть свой жизненный путь, вернуться к тому, с чего он начинал.
В сентябре 1392 года недуг стал совсем одолевать
Сергия. Исхудавший, обессиленный, он уже не мог без помощи келейника встать с
одра. Предчувствуя близкую кончину, Сергий велел собрать монахов в церковь. Два
крепких ученика вывели — почти вынесли — «старца» из кельи. Оказавшись в храме,
он по привычке встрепенулся; глаза его заблестели, голос окреп. Став перед
царскими вратами, он обратился к инокам с последним поучением.
Завещание его было просто и бесхитростно. В нем не
было ничего необычного или неизвестного собравшимся. Это были те самые простые
и ясные слова, истинность которых он свидетельствовал всей своей жизнью и
которые повторял, стоя на краю могилы. И даже автор Жития Сергия передает
содержание его последних слов просто и лаконично, отказываясь в этом случае от
всякого «плетения словес». «…Единомыслие друг к другу хранити завеща, имети же
чистоту душевну и телесну и любовь нелицемерну… наипаче смирением украшатися,
страннолюбиа не забывати» (9, 402).
С помощью учеников, поддерживавших его под руки,
Сергий приобщился Святых Тайн, прикоснулся губами к Евангелию.
25 сентября 1392 года «великий старец» отошел в «мир
иной».
Известие о кончине Сергия распространилось
молниеносно. Толпы народа из соседних сел и деревень, из Радонежа, собрались в
монастырь, желая проститься со «старцем». Из Москвы приехал митрополит Киприан,
примчались князья и бояре, особо чтившие умершего.
Летописец сообщил о его кончине в таких словах: «Toe
же осени… преставися преподобный игумен Сергии, святый старец, чудный, добрый,
тихий, кроткыи, смиреныи, просто рещи и не умею его житиа сказати, ни написати.
Но токмо вемы, преже его в нашей земли такова не бывало… всеми человекы любим
бысть честнаго ради житиа его, иже бысть пастух не токмо своему стаду, но всей
Русской земли нашей учитель и наставник» (18, 163).
Киприан приказал похоронить Сергия не на общем
монастырском кладбище, а на почетном месте: внутри церкви, справа от
иконостаса.
Шли годы. Троицкий монастырь был разорен и сожжен во
время набега на Москву хана Едигея в 1408 году. Но вскоре он возродился из
пепла. 25 сентября 1412 года, в день памяти Сергия, в монастыре была освящена
новая церковь во имя Троицы. Полагают, что именно на этом торжестве Епифаний Премудрый
впервые произнес сочиненное им Похвальное слово Преподобному (126, 17).
Уже в скоре после кончины Сергий стал почитаться
троицкими монахами как святой. 5 июля 1422 года состоялось обретение мощей
Сергия. Тогда же, в 1422–1423 годах, над могилой «великого старца» был построен
каменный Троицкий собор, сохранившийся до наших дней. Роспись собора и его
иконостас были выполнены артелью Андрея Рублева. Эти стенописи не дошли до
настоящего времени: они были заменены на новые в 1635 году. Однако многие
иконы, созданные Рублевым и его учениками, и по сей день украшают иконостас древнего
Троицкого собора.
Бережно хранили монахи и некоторые личные вещи Сергия:
его богослужебные ризы, келейные иконы, книги, посох.
Уже в середине XV века Сергий почитался как
общерусский святой. У его гробницы происходили многочисленные чудеса, о которых
составлялись обширные сказания.
Постепенно Сергий становится самым известным
общерусским святым.
|