Требования великого князя не могли не вызвать
«возмущения» господы, положение которой было достаточно сложным. Отказываться в
чем-либо существенном от своих позиций, идти на сколь-нибудь важные уступки
великому князю она не хотела и не могла. Не хотела и не могла поступиться своей
«стариной», неограниченной властью над городом и землями, несметными богатствами,
политическим авторитетом на вече и в «пригородах». Века боярского владычества
сделали свое дело. Власть господы была столь же полной, сколь и не 'гибкой,
неспособной примениться к новым условиям, складывавшимся на Русской земле,
принять новую политическую реальность — возросшую власть великого князя, пока
еще только сюзерена, еще мыслящего привычными категориями удельных времен, но
уже осознающего свою растущую силу. На существенные уступки господа идти не
могла.
Но и на открытый конфликт с великим князем она тоже не
решалась. Нужно было тянуть время, спорить о мелочах, создавать видимость
готовности идти на переговоры. Нужно было сохранить с великим князем мир —пусть
хотя бы худой мир, но не допустить повторения страшного зимнего похода 1456 года,
свиста беспощадных московских стрел, трупов новгородских бояр на кровавом поле
боя. Для переговоров с великим князем нужен был человек, в его глазах
авторитетный, верный интересам господы, хороший дипломат. Таким человеком был
архиепископ Иона, которому уже однажды удалось смягчить положение во время
пребывания Василия Васильевича в Новгороде. Именно архиепископу «съвет»
новгородцев (т. е., скорее всего, заседание господы, а может быть, и вече, утвердившее
решение этого «совета») поручил «ехати... на Москву и утолити княжий съвет и
гнев».
Выбор был, надо полагать, удачным в том смысле, что
Иона был действительно хорошим дипломатом. Он умел лавировать между крайними
позициями противников, умел остужать накал страстей. Прежде всего, он был лицом
духовным, представителем церкви, пользовавшейся непререкаемым авторитетом.
Лучшего посла в Москву найти было невозможно.
Но архиепископ в Москву не поехал. Как раз в это
время, перед великим постом (в 1462 году он начинался 1 марта), ему «приспе ин
путь» - «путь к десятине». Нужно было ездить по обширной новгородской епархии,
собирая «десятины» с приходских церквей, судить владычный суд, решать
многочисленные хозяйственные и административные вопросы.
Надо думать, что «путь к десятине» был только
предлогом для умного и политичного владыки, чтобы спасти себя «от уст Львовых»,
на что довольно прозрачно намекает новгородский летописец. Переговоры со
вспыльчивым и скорым на расправу великим князем Василием не сулили особого
успеха. Он уже «нача... возмущатися от гнева на архиепископа Иону и на Великий
Новгород».
Но недолго суждено было ему «возмущатися». В марте в
Москве происходили лютые казни. Обнаружился заговор детей боярских
серпуховского князя Василия Ярославича. Шурин великого князя, он когда-то был
его верным и храбрым союзником, а теперь уже шестой год томился в углицкой
темнице (где в свое время сидел под стражей сам Василий Васильевич,
предательски захваченный Шемякой). Вина Василия Ярославича нам неизвестна, но
его дети боярские вошли в соглашение с князьями, бежавшими в Литву.
Великокняжеский стол должен был перейти к Ивану
Можайскому, предусматривался передал уделов. Дело шло фактически о
возобновлении феодальной войны, кровавой усобицы, только что.преодоленной с
такими жертвами, с таким трудом. Список договора, хранящийся сейчас в Публичной
библиотеке в Ленинграде, попал в руки великого князя Василия.
...Виновных вешали, привязывали—к хвостам лошадей,
топили подо льдом Москвы-реки. Рубили руки и ноги, отсекали головы... Затаив
дыхание от ужаса, смотрели жители столицы на небывалые расправы. Только их
правнуки при Иване IV увидели нечто подобное, хотя, конечно, в гораздо большем
масштабе.
Новгородский летописец был всецело на стороне
казненных. В них он видел лишь «друголюбивых» советников заточенного князя. Их
подлинная вина, опасность усобицы его не интересовали. По его мнению, казни
проиеходида только «княжим велением, а злаго диавала научением»,
Однако дни самого великого князя Василия были сочтены.
В начале марта он заболел «сухотной болезнью», которая быстро свела его в
могилу на сорок восьмом году жизни. «И от того времени нача княженье великое
держати князь великый Иван Васильевич всея Руси в отца свего место»,—
бесстрастно отметил новгородский летописец.
Снежные бури Проносились над Новгородом. Травы выросли
только в начале июня. Этой запоздалой ветреной весной вся Русская земля стояла
на пороге небывалых перемен. Старое, привычное время уходило в безвозвратную
даль.
|