Александр Невский ч. 5У татар, естественно, не было сил непосредственно осуществлять
господство во всех завоеванных землях. Поэтому опора на местную власть была вынужденной
мерой. Князьям и высшему духовенству выдаются «ярлыки» — документы,
удостоверяющие право владения и управления как бы от имени хана городами и
землями. Изначально подчеркивается, что утверждение на княжение — это
прерогатива именно хана. И хотя в большинстве случаев татары не нарушали
традиционную систему майората, сложившуюся на Руси, исключения были. И эти
исключения как раз и проявляют суть татарской политики: не допускать
концентрации сил и власти в руках одного князя, поддерживать слабейших против
сильнейших, всеми путями разжигать противоречия и усобицы между правителями
завоеванных земель. Естественно, что в эти или иные моменты действовали и
какие-то превходящие обстоятельства: положение внутри самой Монгольской
державы, положение на тех или иных фронтах и т.п. Тональность в обращении с
«улусниками» менялась иногда весьма существенно, но суть его сохранялась. В самом конце 1241 г. скончался великий хан Угедей. При
малолетнем наследнике Гуюке фактическим правителем стала вдова (видимо,
старшая) Туракина — женщина хитрая, коварная и властная. Ставка великого хана в Каракоруме более всего следила
за исправным поступлением добычи и даней от своих улусов. Батый у Туракины явно
не был в фаворе. Его постоянно требовали в ставку вроде бы для решения общих
дел, а он уклонялся от такой чести, ссылаясь на болезнь. Здоровым он, похоже,
действительно не был. Посетивший в 1246 г. Сарай папский посол монах Карпини дает
портрет явно нездорового человека, хотя хану в то время было всего сорок лет.
Он рано перекладывает часть своих обязанностей на еще юного сына Сартака. Но,
конечно, основные нити политики прочно держит в своих руках. Наличие разногласий между Сараем и Каракорумом вроде
бы открывало и перед русскими князьями какие-то возможности, но они еще не
успели познать, а тем более проникнуть в тонкости внутреннего расклада и
способов проведения политики завоевателей. Пока внутренние трения наследников
Чингисхана создавали русским князьям дополнительные проблемы: угроза исходила
и от Сциллы, и от Харибды. Ярослав Всеволодович, похоже, был «позван» первым, как
великий князь. Всякое посольство в ту эпоху везло подарки и получало подарки в
соответствии с оказанной «честью», т.е. степенью заинтересованности другой
стороны. Новая ситуация, конечно, совершенно не предусматривала даже и отдаленно
каких-то паритетов. За князем и его свитой следовали целые обозы «подарков».
Надо было ублажить 26 жен Батыя, его детей, вельмож, причем надо было иметь
представление о внутренней иерархии при дворе хана. Первый приезд Ярослава в
Сарай закончился в общем благополучно. Князь был утвержден в должности великого
князя. Более того: он получил и Киев, правда совершенно разоренный,
практически безлюдный, но оставшийся формально и «великим княжением», и
митрополией, что в данной ситуации было явно более важным. Батый, конечно, руководствовался отнюдь не какой-то
расположенностью к великому князю Владимирскому. За Киев боролись и Михаил
Черниговский, и Даниил Галицкий, которые представлялись хану более опасными, поскольку
у них сохранялись контакты с католическими странами Европы. Относительная
неудача в Европе, конечно, оставалась едва закрытой раной, да и Галицкая Русь
еще сохраняла значительные силы и почти неприступные крепости, способные
задержать у себя значительные силы в случае, если Рим и Германская империя
смогут договориться и совместно выступить против татаро-монголов. А чтобы
Ярослав Проявлял покорность, в заложниках был оставлен его сын Святослав. Еще
одного сына — Константина Ярославу пришлось отправить «к канови» в Каракорум,
путь к которому (6000 км)
занимал почти полгода. Все эти «милости» требовали даней и вспомогательных отрядов. После Ярослава в Орду потянулись за ярлыками и другие
князья Северо-Восточной Руси. Александр пока от такой чести уклонялся.
Княжение «на всей воле новогородской» в этой ситуации даже и оправдывало такое
непослушание. Пользуясь постоянно осложняющимся положением Новгорода и Пскова
перед натиском немцев, шведов, датчан, а в последнее время также литовцев, Александр
стремился поднять значение княжеской власти и в мирное время. В Псковской
судной грамоте, принятой в XV в. на вече, есть прямая ссылка на «грамоту Александра», которая лежит как бы в
основе. Но и новгородцы, и псковичи быстро забывали невзгоды и лишали князя
каких-либо властных полномочий. 40-е годы XIII в. в русских летописях представлены
скупо. В большинстве традиционных центров летописание прервалось. Даже
новгородские летописи эти годы заполняют позднее сведениями либо по памяти,
либо черпая их из литературных источников, главным образом их житий. В позднейших
псковско-новгородских летописях встречается, например, утверждение, будто Александр
в 1241 или 1242 г.
ездил к Батыю (еще до Ледового побоища). Может быть, на основе этих сведений
Л.Н.Гумилев писал об участии татарской конницы в битве на льду Чудского озера.
Но, как уже было сказано, сам Батый в это время воевал в Центральной Европе.
Александр не упоминается и во вторую поездку его отца к Батыю в Орду: летопись
говорит лишь о братьях и «сыновцах» — племянниках. Согласно Житию Александра, написанному
вскоре после его смерти, видимо по заказу митрополита Кирилла, впервые к Батыю
Александр направился только после смерти своего отца. |
| |