Пятница, 27.08.2021, 05:51
История Московского княжества
в лицах и биографиях
Меню сайта

Александр Невский ч. 5

У татар, естественно, не было сил непосредственно осу­ществлять господство во всех завоеванных землях. Поэтому опора на местную власть была вынужденной мерой. Князьям и высшему духовенству выдаются «ярлыки» — документы, удостоверяющие право владения и управления как бы от имени хана городами и землями. Изначально подчеркивает­ся, что утверждение на княжение — это прерогатива именно хана. И хотя в большинстве случаев татары не нарушали традиционную систему майората, сложившуюся на Руси, ис­ключения были. И эти исключения как раз и проявляют суть татарской политики: не допускать концентрации сил и влас­ти в руках одного князя, поддерживать слабейших против сильнейших, всеми путями разжигать противоречия и усоби­цы между правителями завоеванных земель.
Естественно, что в эти или иные моменты действовали и какие-то превходящие обстоятельства: положение внутри са­мой Монгольской державы, положение на тех или иных фрон­тах и т.п. Тональность в обращении с «улусниками» менялась иногда весьма существенно, но суть его сохранялась.
В самом конце 1241 г. скончался великий хан Угедей. При малолетнем наследнике Гуюке фактическим правителем ста­ла вдова (видимо, старшая) Туракина — женщина хитрая, коварная и властная.
Ставка великого хана в Каракоруме более всего следила за исправным поступлением добычи и даней от своих улусов. Батый у Туракины явно не был в фаворе. Его постоянно требовали в ставку вроде бы для решения общих дел, а он уклонялся от такой чести, ссылаясь на болезнь. Здоровым он, похоже, действительно не был. Посетивший в 1246 г. Сарай папский посол монах Карпини дает портрет явно нездорового человека, хотя хану в то время было всего сорок лет. Он рано перекладывает часть своих обязанностей на еще юного сына Сартака. Но, конечно, основные нити политики прочно дер­жит в своих руках.
Наличие разногласий между Сараем и Каракорумом вро­де бы открывало и перед русскими князьями какие-то воз­можности, но они еще не успели познать, а тем более проник­нуть в тонкости внутреннего расклада и способов проведе­ния политики завоевателей. Пока внутренние трения наслед­ников Чингисхана создавали русским князьям дополнитель­ные проблемы: угроза исходила и от Сциллы, и от Харибды.
Ярослав Всеволодович, похоже, был «позван» первым, как великий князь. Всякое посольство в ту эпоху везло подарки и получало подарки в соответствии с оказанной «честью», т.е. степенью заинтересованности другой стороны. Новая ситуа­ция, конечно, совершенно не предусматривала даже и отда­ленно каких-то паритетов. За князем и его свитой следовали целые обозы «подарков». Надо было ублажить 26 жен Батыя, его детей, вельмож, причем надо было иметь представление о внутренней иерархии при дворе хана. Первый приезд Яро­слава в Сарай закончился в общем благополучно. Князь был утвержден в должности великого князя. Более того: он полу­чил и Киев, правда совершенно разоренный, практически безлюдный, но оставшийся формально и «великим княжени­ем», и митрополией, что в данной ситуации было явно более важным.
Батый, конечно, руководствовался отнюдь не какой-то расположенностью к великому князю Владимирскому. За Киев боролись и Михаил Черниговский, и Даниил Галицкий, которые представлялись хану более опасными, поскольку у них сохранялись контакты с католическими странами Евро­пы. Относительная неудача в Европе, конечно, оставалась едва закрытой раной, да и Галицкая Русь еще сохраняла значительные силы и почти неприступные крепости, способ­ные задержать у себя значительные силы в случае, если Рим и Германская империя смогут договориться и совместно вы­ступить против татаро-монголов. А чтобы Ярослав Проявлял покорность, в заложниках был оставлен его сын Святослав. Еще одного сына — Константина Ярославу пришлось отпра­вить «к канови» в Каракорум, путь к которому (6000 км) занимал почти полгода. Все эти «милости» требовали даней и вспомогательных отрядов.
После Ярослава в Орду потянулись за ярлыками и другие князья Северо-Восточной Руси. Александр пока от такой чес­ти уклонялся. Княжение «на всей воле новогородской» в этой ситуации даже и оправдывало такое непослушание. Пользу­ясь постоянно осложняющимся положением Новгорода и Пскова перед натиском немцев, шведов, датчан, а в последнее время также литовцев, Александр стремился поднять значе­ние княжеской власти и в мирное время. В Псковской судной грамоте, принятой в XV в. на вече, есть прямая ссылка на  «грамоту Александра», которая лежит как бы в основе. Но и новгородцы, и псковичи быстро забывали невзгоды и лишали князя каких-либо властных полномочий.
40-е годы XIII в. в русских летописях представлены скупо. В большинстве традиционных центров летописание прерва­лось. Даже новгородские летописи эти годы заполняют позд­нее сведениями либо по памяти, либо черпая их из литера­турных источников, главным образом их житий. В поздней­ших псковско-новгородских летописях встречается, напри­мер, утверждение, будто Александр в 1241 или 1242 г. ездил к Батыю (еще до Ледового побоища). Может быть, на основе этих сведений Л.Н.Гумилев писал об участии татарской кон­ницы в битве на льду Чудского озера. Но, как уже было сказано, сам Батый в это время воевал в Центральной Европе. Александр не упоминается и во вторую поездку его отца к Батыю в Орду: летопись говорит лишь о братьях и «сыновцах» — племянниках. Согласно Житию Александра, написан­ному вскоре после его смерти, видимо по заказу митрополита Кирилла, впервые к Батыю Александр направился только после смерти своего отца.










 

Copyright historys.ru © 2021