Максим Грек ч. 9Максим оставался всегда иноком и был пропитан
отшельническим взглядом на жизнь: «Возлюби, — говорит он, — душа моя,
худые одежды, худую пищу, благочестивое бдение, обуздай наглость языка своего,
возлюби молчание, проводи бессонные ночи над боговдохновенными книгами… Огорчай
плоть свою суровым житьем, гнушайся всего, что услаждает ее… Не забывай, душа,
что ты привязана к лютому зверю, который лает на тебя; укрощай его
душетлительное устремление постом и крайней нищетою. Убегай вкусных напитков и
сладких яств, мягкой постели, долговременного сна. Иноческое житие подобно полю
пшеницы, требующему трудолюбия; трезвись и тружайся, если хочешь принести
Господу твоему обильный плод, а не терние и не сорную траву».
Но при этом отшельническом взгляде Максим требовал от
иноков действительно сурового подвига, отречения от мира; и потому во многих
своих сочинениях он с жаром нападает на лицемерие русских монахов.
Не отделяя себя от всего монашества, он делает своей
душе упреки, в которых обличает дурной образ жизни в монастырях: «Убегай
губительной праздности, ешь хлеб, приобретенный собственными трудами, а не
питайся кровью убогих, среброрезоимством (взыманием процентов)… Не пытайся высасывать
мозги из сухих костей, подобно псам и воронам. Тебе велено самой питать убогих,
служить другим, а не властвовать над другими. Ты сама всегда веселишься и не
помышляешь о бедняках, погибающих с голоду и морозу; ты согреваешься богатыми
соболями и питаешь себя всякий день сладкими яствами. Тебе служат рабы и слуги.
Ты, противясь божественному закону, посылаешь на
человекогубительную войну ратные полки, вооружая их молитвами и благословениями
на убийство и пленение людей. Ты страшишь вкусить вина и масла в среду и пяток,
повинуясь отеческим уставам, а не боишься грызть человеческое мясо, не боишься
языком своим тайно оговаривать и клеветать на людей, показывая им лицемерно
образ дружбы.
Ты хочешь очистить мылом от грязи руки свои, а не
бережешь их от осквернения лихоимством. За какой-нибудь малый клочок земли
тащишь соперников к судилищу и просишь рассудить свою тяжбу оружием, когда тебе
заповедано отдать последнюю сорочку обижающему тебя! Ни Бога, ни ангелов ты не
стыдишься, давши обещание нестяжательного жития. Молитвы твои и черные ризы
только тогда благоприятны Богу, когда ты соблюдаешь заповеди Божьи…
А ты, треокаянная, напиваясь кровью убогих, приобретая
в изобилии все тебе угодное лихвами и всяким неправедным способом, разъезжаешь
по городам на породистых конях, с толпой людей, из которых одни следуют за
тобой сзади, а другие впереди и криком разгоняют народ. Неужели ты думаешь, что
угодишь Христу своими долгими молитвами и черной власяницей, когда в то же
время собираешь неправильным лихоимством жидовское богатство, наполняешь свои
амбары съестными запасами и дорогими напитками, накопляешь в своих селах
высокие стога жита с намерением продать подороже во времена голода?»
|
| |