Архиепископ Геннадий ч. 19
Чтобы священнослужительские должности не доставались
людям слишком молодым, собор постановил, чтобы в священники поставлять не ранее
30 лет от роду, а в дьяконы не ранее 25. Это строгое распоряжение относительно
вдовцов вызвало энергический протест со стороны одного вдового священника
города Ростова, Георгия Скрипицы, замечательный памятник современной литературы. При окончании этого собора Нил Сорский поднял вопрос об отобрании
имений у монастырей, о чем мы будем говорить в биографии последнего.
Лицо, которое первое подверглось строгости
постановления соборного о бесплатном поставлении священников, был архиепископ
Геннадий. Едва он прибыл в Новгород, как его обвинили в том, что он брал «мзду»
со священников еще в большем размере, чем прежде. Это сделалось по совету
Геннадиева любимца, дьяка Михаила Алексеева.
Великий князь и митрополит произвели обыск и свели
Геннадия в Москву. Вероятно, во избежание соблазнительного суда над Геннадием,
ему позволили или велели подать от себя митрополиту «отреченную грамоту» (в
июне 1504 года). В ней он отказывался от управления, как будто по причине
немощи. Дело это остается для нас темным. Геннадий имел столько врагов, что
взводимое на него обвинение могло быть несправедливым или, по крайней мере, преувеличенным.
Геннадий поселился в Чудовом монастыре, где и умер через полтора года (в
декабре 1505).
В то время, когда уже Геннадий доживал свой век в
уединении, дело, начатое им, доканчивал друг его Иосиф Волоцкий. После собора,
будучи в Москве, он виделся с Иваном Васильевичем наедине и до того
подействовал на него своими речами, что великий князь стал говорить откровенно:
«Прости меня, отче, как митрополит и владыки простили.
Я знал про новгородских еретиков». «Мне ли тебя прощать?» — сказал Иосиф. «Нет,
отче, пожалуй, прости меня».
«Государь, — сказал ему на это Иосиф, — если
ты подвигнешься на нынешних еретиков, то и за прежних Бог тебе простит».
Через несколько времени государь опять призвал к себе
Иосифа и стал говорить о том же. Видно, что религиозная совесть Ивана
Васильевича была возмущена:
«Митрополит и владыки простили меня», — сказал
Иосифу государь.
«Государь и великий князь, — возразил
Иосиф, — в этом прощении нет тебе пользы, если ты на словах просишь
прощения, а делом не ревнуешь о православной вере. Пошли в Великий Новгород и в
другие города, да вели обыскать еретиков».
«Этому быть пригоже, — сказал Иван
Васильевич, — а я знал про их ересь».
Иван Васильевич рассказал при этом Иосифу, какой ереси
держался протопоп Алексий и какой — Федор Курицын. «У меня, — говорил
великий князь, — Иван Максимов и сноху мою в жидовство свел». Тут
открылось Иосифу, что Ивану давно уже было известно, как еретики хулили Сына
Божия, Пресвятую Богородицу и святых, как жгли, рассекали топором, кусали
зубами и бросали в нечистые места иконы и кресты. «Теперь, — говорил
Иван, — я непременно пошлю по всем городам обыскать еретиков и искоренить
ересь».
|