Иван III ч. 7 «Зла бегаючи, добра не постигнута, горести
дымные не терпев, тепла не видати», — писал когда-то русский мудрец Даниил
Заточник. Тревожной была зима 6988 (1479/80) г. В Новгороде открылся заговор во
главе с архиепископом Феофилом. Ливонские немцы в очередной раз напали на
Псков. Ползли тяжелые слухи о новом нашествии хана Ах-мата. Мятежные князья
двинулись со своими полками к литовской границе — король Казимир им поможет... Иван Васильевич сделал все, чтобы
миром избежать кровопролития, помириться с братьями. Он им обещал прощение.
Он им обещал прибавку к их уделам. Одного только не обещал — возвращения к
старым порядкам удельного владения. Русская земля, которая теперь собирается
под его властью, — это не система уделов, не коллективное владение Калитичей.
Единое Отечество, Российское государство... Здесь не применимы старые нормы
княжеских духовных и договорных грамот... Идет Ахмат. Орда собирает все силы,
чтобы дать решительный бой новым русским порядкам. Это — не набег. Это — нашествие,
которого Русь не видела со времен Тохтамыша. «Со царем вся Орда, и братаничь
его царь Касым, да 6 сынов царевых, и бесчисленное множество татар с ними». У
Ахмата — договор с королем Казимиром о совместном выступлении. Ахмат знает о мятеже
братьев. Ахмату не нужны подарки — обычное
средство в переговорах с ханом. «Тешь великую» не принимает ни он, ни рядца
(советник его) Темир. «Не того деля на семо (сюда) пришел, — объясняет хан
русскому послу Ивану Федоровичу Товаркову, — пришел яз Ивана деля, а за его
неправду: что ко мне не идет, а мне челом не бьет, а выхода (дани) мне не дает
девятой год. Приидет ко мне Иван сам... ино как будет пригоже, так его
пожалую». «Царево слово таково: "Нолны (пусть) Иван будет сам у него и у
царева стремени"», — поясняет Товаркову Темир. Не частные уступки, а
полное подчинение — вот чего требует хан. В исторической литературе (и в
учебниках, и в общих курсах) событиям лета—осени 1480 г., «стоянию» на Оке и
на Угре уделяется гораздо меньше внимания, чем, например, Куликовской битве
или эксцессам Ивана IV. «Орда падала сама собой от разделения, усобиц, и
стоило только воспользоваться этим разделением и усобицами, чтобы так
называемое татарское иго исчезло без больших усилий со стороны Москвы», — писал
крупнейший русский историк С.М.Соловьев. Другими глазами смотрели на эти
события современники. «Князь же великий... нача помощи просити у Всемилостивого
Спаса и у Пречистые Его Матери... бьючи челом матери своей и митрополиту
Геронтию и Васьяну, архиепископу Ростовскому... и прочим владыкам и
затворникам, чтобы молили Бога за него и все православное христианство,
укротил бы Бог гнев царев, заступил бы Бог Русскую землю от безбожного царя
Ахмата». «Мати же его, великая княгиня Марфа, благославляет сына своего... и
отец его, митрополит Геронтий, и архиепископ Вассиан, и владыка Прохор, и
вси... владыки, и затворники... вспоминаяся евангельское слово...: «подобает
ти, государю, положити душу свою за люди своя». В словах летописца — дыхание
смертельной угрозы, нависшей над Русской землей, над только еще складывающимся
государством. Звездный час, час решающего выбора,
от которого зависит все будущее. Капитуляция перед Ахматом?
Отступление в глубь страны? Решительное наступление через Оку? Позорный мир, возвращающий ко временам
первых золотоордынских ханов и трепещущих перед ними русских князей... Отказ от
всего, что сделано на Руси со времен Дмитрия Донского, особенно в последние
годы, когда из великого княжества сформировалось государство... Приходил ли
такой вариант в голову великому князю? Он предложил Ахмату мир, прислал ему
подарки — но не знаки покорности. Мир, но не подчинение. Он не выполнил ни
одного требования Ахмата. Ни сам не поехал «бить челом» у стремени «царя» («Жалую
его добре, чтоб сам приехав бил чолом, как отцы его в нашим отцем ездили в
Орду», — предлагал Ахмат.) Ни сына своего не прислал, ни брата. Ни даже приятного
хану и его рядцам посла Никифора Басенкова... Невольно возникает вопрос: хотел
ли Иван Васильевич мира с Ахматом? Всерьез ли он вел переговоры? Отступление от Оки и Угры предлагают
некоторые советники, видавшие виды старые слуги отца. Это открывает татарам
путь к Москве. Можно надеяться, что Кремль устоит, как при Егидее и
Улу-Мухаммеде. Но вся страна, как и при тех нашествиях, на сотни верст будет
разорена дотла. И опять с городов-пепелищ потянутся десятки тысяч пленников —
рабов на восточные рынки... Для этого ли создавалось Государство? «Подобает ти,
государю, положити душу свою за люди своя...». Перейти Оку и Угру, повторив подвиг славного
прадеда. Ударить на татар. Дать им генеральное сражение... Одним ударом
покончить с Ахматом... А что если сражение закончится иначе? На поле боя всего
предвидеть нельзя. Многое, очень многое зависит от воли случая. Предоставить
воле случая судьбу Отечества? «Душу свою за люди своя...». Куликовская битва —
вечная слава. Слава — но не освобождение. Десятки тысяч убитых, поле, покрытое
трупами. Обессиленное войско. Обескровленная страна. И Тохтамыш вступает в
Москву, и все начинается сначала. Победа в сражении — еще не победа в войне.
Сотни лет спустя это поймет великий, бессмертный Кутузов. «Тако же убо ныне поревнуеши своему
прародителю, великому и достойному хвалы Дмитрию. Такое же потщися избавити
стадо Христово от мысленного волка», — призывает великого князя архиепископ
Вассиан.
|
| |