Сергий Радонежский ч. 11В I Пахомиевской редакции Жития
Сергий напутствует Дмитрия: «Токмо не малодушьствуи» (в последующих переделках
памятника эта фраза снята). Если предположить, что их беседа протекала в канун
Куликовской битвы, то такая фраза звучит не вполне уместно. Ведь перед тем Дмитрий Иванович
одержал блестящую победу над татарами на р. Воже, и не было веских оснований
ожидать от него проявлений душевной слабости. Другое дело 1378 год, когда побед
над Мамаем не одерживали, зато было страшное поражение русских полков, в том
числе великого князя, на р. Пьяне в 1377 году. Так что, раздумывая, выступать
ли против Орды в 1378 г.,
великий князь мог действительно проявить колебания. Сама победа, одержанная Дмитрием
Ивановичем, решившимся на борьбу с ордынцами после беседы с Сергием, описана в
Житии очень лапидарно: «...и побЬдивь, татары прогна». Между тем в 1380 г. Мамаю на Куликовом
поле был нанесен смертельный удар, от которого он так и не смог оправиться.
Иное дело — битва на Воже: после поражения и бегства Бегича Орда сохранила свои
силы, и через два года Мамай снова бросил их на Русь. Оценка «татары прогна»
гораздо лучше соответствует ситуации 1378, чем 1380 года. Окончательно склоняет отнести
встречу Сергия с великим князем к 1378, а не к 1380 г. летописное известие
об освящении 1 декабря 1379 г.
церкви Успения Богородицы и соответствующего монастыря «на рецЬ на ДубенкЬ на
СтромынЬ», сооруженных «повЬлением князя великого Дмитриа Ивановича». Очевидно,
что в летописи говорится о том самом монастыре, который князь обязался
поставить, если победит Мамая. А поскольку Успенский Дубенский
монастырь был освящен 1 декабря 1379
г., то победу Дмитрия Ивановича над татарами и
предшествующую ей встречу его с Сергием надо датировать 1378 годом. Правда, в
литературе еще с начала XIX в. существует версия, будто в летописи и в Житии
одинаково — Успенский Дубенский монастырь — названы две совершенно разные
обители, основанные по просьбе Дмитрия Ивановича Сергием. На этом особенно настаивает в
последнее время Н. С. Борисов, впрочем, не пытаясь выяснить, откуда возникла
сама мысль о существовании в XIV в. второго Успенского Дубенского —
Шавыкинского (в отличие от Стромынского) монастыря, не упоминаемого в
источниках XIV—XV веков. Если допустить, что Шавыкинский
монастырь был возведен по обету Дмитрия Донского после Куликовской победы в
1380 или близком к нему году, то чем тогда объяснить, во-первых, что это
произошло уже через год или два после освящения тоже обетного, тоже Успенского
и тоже Дубенского монастыря? Во-вторых, как известно, второй (Шавыкинский) монастырь
находился на территории, в XIV в. входившей в состав великого княжества
Владимирского. Получается, что обетный монастырь
поставлен не на отчинной, наследственной земле князя-ктитора, подобно
Дубенскому Стромынскому монастырю, а на приобретенной. Наконец, если
Шавыкинский монастырь был основан в честь Куликовской победы, то почему он
посвящен Успению богородицы? Ведь разгром Мамая пришелся как раз на день ее
рождества (8 сентября), и в селах, возникавших на Куликовом поле, ставились
церкви в честь не Успения, а Рождества богородицы, явно напоминавшие о победе
1380 года. Все противоречия снимаются при отождествлении монастыря на Дубенке
Жития Сергия именно с Дубенским Стромынским монастырем, возведенным
в 1378—1379 гг. по случаю победы Дмитрия Ивановича на Воже и посвященным
Успению богоматери (русские одержали победу над татарами 11 августа, незадолго
до Успеньева дня, т. е. 15 августа). Очевидно, что беседа Сергия с великим
князем имела место в 1378 году. Поскольку сражение с Бегичем
произошло вне пределов владений великого князя (как и Куликовская битва), надо
думать, что сведения о движении ордынских войск московский князь сумел получить
заблаговременно. Косвенно об этом свидетельствует усиленная охрана границ
Московского княжества, с чем и пришлось столкнуться Киприану в июне 1378 года. Видимо, о движении туменов Бегича в
Москве стало известно месяца за полтора до битвы. Тогда встреча великого князя
со своим духовником должна была состояться в 20-х числах июня — начале июля 1378 г., т. е. примерно в то
время, когда Сергий получил полное упреков Послание Киприана. Поездка великого
князя в конце июня — начале июля 1378
г. в Троицу означала, возможно, не столько желание
посоветоваться с духовным наставником о делах военных, сколько демонстрацию
благорасположения к колеблющемуся в делах церковных влиятельному игумену. В результате Сергий так и не внял
советам Киприана обличить Дмитрия, арестовавшего митрополита Киприана, и
доверительные отношения между духовником и великим князем были сохранены. Во
всяком случае, поручительство Сергия за Дионисия Суздальского весной — летом 1379 г. было воспринято
Дмитрием Ивановичем с полным доверием. После бегства Дионисия отношения
между духовным сыном и его духовным отцом оказались нарушенными. Не случайно в
рассказе об основании Дубенского монастыря в Житии указывается, что Сергий и
Дмитрий «основаста церковь», т. е. при закладке обетного храма великий князь
присутствовал, это было, видимо, в 1378 г., а когда церковь построили, Сергий
один, уже без участия Дмитрия, поставил туда игумена. И при освящении 1 декабря
1379 г.
Успенской церкви в новом Дубенском монастыре великого князя, судя по летописи,
не было: охлаждение между ним и троицким игуменом продолжалось. Оно длилось
несколько лет, и только в 1385
г. прежние отношения были восстановлены.
|
| |