Историки, изучающие религиозные идеи древнерусского
общества, отметят одну особенность в церковном сознании XIII века — новое
понимание святости, праведности. На смену монаху, отшельнику или учителю,
творцу личной духовной культуры пришел святой князь — заступник своей земли.
Сначала это были герои, павшие в неравном сражении о пришельцами. Постепенно в
княжеском служении народу вырисовываются иные идеалы. Венцом святости увенчаны
были князья, не захотевшие уступить татарам в вопросах веры, понимавшейся как
спасительная истина и чувство долга. Первыми мучениками за свои убеждения стали
погибшие в 1246 году великий киевский князь Михаил и его боярин Федор. У татар
существовал обычай — начальники завоеванных земель должны совершить, как
подданные, поклонение хану, а перед этим исполнить языческий обряд.
Жрецы-«волхвы», по определению летописца, должны были провести человека между
огней, заставить поклониться «огню и кусту» и лишь потом допускались до царя.
Тогдашнему русскому человеку возвращение к обычаям язычества представлялось
большим унижением, шагом назад, к пройденному, преодоленному. Но это сулило
выгоды. Сотворившим языческий ритуал новые власти покровительствовали. Тогда, с
горечью при созерцании извечной человеческой слабости, свидетельствовал
летописец: «Многи же князи и со бояры своими идяху сквозе огонь и клянухуся
кусту и огню и идолам их». Творили торжественно-ритуальное предательство веры
своих предков «славы ради света сего, прося каждый себе власти…».
Летопись утверждает, что Михаил и Федор не просто не
сумели избежать «поганого обычая», они готовились к подвигу
мученичества, зная, что за отказ их ждет казнь. Незадолго до смерти оба успели
высказать свои убеждения, которым суждено было стать формулой отношения
нескольких поколений народа к иноверцам-завоевателям. Они принимали иноземную
власть и готовы были поклоняться новому своему властителю, ордынскому хану.
Принятие этой власти основывалось не только на трезвом признании непобедимой, а
посему реальной данности внешней силы. Была еще одна причина, которая подтверждала
и укрепляла прагматический взгляд на власть — учение о том, что всякая власть,
какой бы тяжелой она ни была, дана свыше.
Принужденный к языческому ритуалу, князь Михаил просил
передать Батыю, что ему он готов воздать честь: «Тебе, царю, кланяюся… а тому,
чему ты велишь поклониться — твари, вместо творца не воздам почтения». Спутники
князя уговаривают покориться, но Михаил остается непреклонен. Жестокие
подробности гибели князя страшны. Один из отступников, принявший язычество,
отрезал ему голову.
Настала очередь Федора. Ему предлагают, выполнив
обряд, наследовать княжескую власть. «Сотвори волю цареву, поклонись его богам
и примешь честь великую от него и княженью господина твоего наследник будешь…»
«Не хочу, — пересказывает летописец ответ боярина, — княженья
господина своего великого князя Михаила, ни богом вашим поклонюся…»
Современник и потомки видели в этой мученической
гибели подвиг, по слову летописи, «за вся люди своя и за землю Русскую…».
И ордынцы скоро поняли, что это за сила им
противостояла. Поняли — и предпочли не затрагивать основ мировоззрения
завоеванного народа.
Наступили времена иных подвигов. Героический
мученический всплеск утих, не находя почвы для своего роста. «Русь смирися».
Сколько их было, безвестных судеб, людей, несших крест терпения и поругания!
Чем они жили, на что надеялись? В судьбах тех, чья память не поглощена
забвением, хорошо видна удивительная стойкость. С самых первых лет ига
громадная внутренняя сила проявилась в деятельности многих русских князей.
Складывается особый тип национального служения — терпеливой твердости и
политической выдержанности действий по отношению к завоевателям для блага своей
земли. Об этих «отечестволюбцах», трудившихся «про отчину свою и отечество»,
писали летописцы, слагались предания, повести, жития, исторические песни. Среди
собирателей и защитников русский земли самой яркой звездой на небосклоне XIII
столетия сияет имя Александра Невского. В историю вошли его громкие победы над
ливонцами, но за блеском славы почти не проглядывают трагический, жертвенный
облик, его ранняя смерть, предсмертные черные одежды схимника…
С наступлением иноземного ига существенно изменились,
но не исчезли условия для культурной жизни страны. В незащищенных, пограничных
степи киевских землях она надолго замирает. Северо-Восточная Русь оказалась в
этом отношении гораздо более жизнестойкой. Есть сведения, что здесь уже через
два года после Батыевой «рати» поновляли церкви. Не прервалась нить исторической
памяти народа — летописание. Все больше и больше времени проводят митрополиты
всея Руси во Владимире, пока, наконец, к самому исходу XIII столетия
общерусская церковная кафедра не перейдет окончательно из разоренного и
подверженного опасностям Киева в северо-восточную столицу. Но и здесь
культурные силы были подорваны. Многие книжные люди, художники, зодчие,
ремесленники погибли в огне нашествия или были уведены в плен. Прекратилось
почти на полстолетия каменное церковное строительство, и с ним пресеклось
цветущее в домонгольской Руси искусство настенных росписей — фрески. Культурные
потери осознавались в те годы как нечто тяжелое, требующее восполнения. В 1267
году митрополит Кирилл, первым управлявший русской церковью при ордынском иге,
добился у хана особых охранных привилегий для целого ряда «церковных людей», и
среди них для «церковных мастеров». Что это были за мастера, раскрывают более
поздние источники. Речь шла о художниках, писцах книг, зодчих — «каменных
здателях и древодельных». Строительная деятельность второй половины XIII века
очень скромна и не способна возбудить воображение. Поддерживали от обветшания
старые палаты и соборы, меняли покрытия и полы. Устраивали новые приделы внутри
давно существовавших церквей.
|