Простояв три дня под стенами Москвы, Ольгерд отступил.
Его войска истребляли все на своем пути. Эта заимствованная у ордынцев тактика
террора имела целью запугать москвичей, ослабить экономику княжества.
Рассказывая о «первой литовщине», летописцы сравнивали ее со страшной
«Федорчуковой ратью» — карательной экспедицией ордынцев в тверские земли после
восстания 1327 г.
Через два года после первого похода, в ноябре —
декабре 1370 г., Ольгерд вновь попытался захватить Москву. Он осадил город и
восемь дней стоял под его стенами. Однако и на этот раз новая московская
крепость выдержала испытание. Озабоченный борьбой с немецким Орденом, Ольгерд
26 октября 1371 г. подписал мирный договор с московским правительством.
Залогом поворота в московско-литовских отношениях стала женитьба князя
Владимира Андреевича Серпуховского на дочери Ольгерда Елене. Свадьба
состоялась весной 1372 г. Династический брак не помешал литовским князьям в том
же 1372 г. совершить еще один поход на московские земли, хотя сам Ольгерд,
связанный мирным договором с Москвой, в нем не участвовал.
В конце 60-х — начале 70-х годов XIV в., когда Москва
вела напряженную борьбу с Литвой и Тверью, Алексей по-прежнему выступал в роли
ее политического кормчего. Во время «второй литовщи-ны», осенью 1370 г., он отправился
в Нижний Новгород с целью заставить местных князей прийти на помощь Москве
или же по крайней мере не наносить ей удара в спину. Особые подозрения вызывал
нижегородский князь Борис Константинович (вытесненный к этому времени в
Городец-на-Волге). Давний враг Москвы, Борис с жадным вниманием следил за походом
Ольгерда, но выступить к нему на помощь не посмел.
Осенью 1371 г. митрополит Алексей вновь в центре событий.
В отсутствие князя Дмитрия, уехавшего в Орду, Алексей от имени московского правительства
заключил мирный договор с Ольгердом.
Как и в споре с суздальско-нижегородскими князьями,
Алексей в эти годы, не раздумывая, пускал в дело «меч духовный». Под разными
предлогами он отлучил от церкви всех участников походов на Москву: Ольгерда,
Михаила Тверского, их союзника смоленского князя Святослава. Одновременно он «отпускал
грехи» всем изменившим присяге Ольгерду и перебежавшим на сторону Москвы.
Конечно, тверичей, а тем более Ольгерда гораздо
труднее было запугать митрополичьим проклятием, нежели суздальских или
ростовских князей. Они обратились в Константинополь с жалобами на незаконные
действия Алексея, требуя его низложения. Патриарх Филофей поначалу твердо
встал на сторону Алексея. Однако тяжба затянулась. Вскоре патриарху стало
ясно, что с точки зрения церковных канонов Алексей поступает весьма
сомнительно. Особо взволновало Филофея то, что действия Алексея явно шли
вразрез с установками константинопольской дипломатии. Его открытое
предпочтение Москвы привело к окончательному расколу митрополии. После смерти
митрололита Романа в 1362 г. Ольгерд до времени не выдвигал нового кандидата.
Однако Алексей, наученный горьким опытом, уже не пытался въезжать в литовские
земли, православное население которых оставалось таким образом без всякого
«пастырского попечения». В мае 1371 г. польские феодалы, не желавшие и слышать
об Алексее, добились от патриарха особого митраполита для Галицко-Волынских
земель. Под властью новоявленного митраполита Антония оказались Холмская,
Туровская, Перемышльская и Влади-миро-Волынская епархии. Таким образом, некогда
единая русская митрополия раскололась на три больших осколка. Соединять их в
одно целое митрополит Алексей не только не мог, но, кажется, уже и не хотел.
Осенью 1371 г. патриарх направил на Русь своего
доверенного человека Иоанна Докиана. Посланец Филофея передал Алексею вызов на
суд в Константинополь. Однако перспектива опасного утомительного путешествия с
сомнительным исходом и несомненными крупными расходами отнюдь не привлекала
Алексея. Он арестовал патриаршьего посла, желавшего иметь встречу с Михаилом
Тверским, и отправил к Филофею для объяснений своего человека, клирика
Аввакума. К этому времени (1372 г.) положение Москвы настолько окрепло, что
патриарх, поразмыслив, решил не ссориться с Алексеем. Его уступчивость,
вероятно, объяснялась и очередной «милостыней» в пользу патриархии, на которую
намекает Филофей в своей грамоте митрополиту. Патриарх отказал Ольгерду в
создании самостоятельной литовской митрополии. Одновременно он обязал Алексея
непременно посетить православные епархии в Литве.
Конечно, такое решение патриарха привело лишь к
отсрочке нового конфликта. Алексей боялся ехать в Киев. Со своей стороны,
Ольгерд продолжал беспокоить патриарха жалобами на то, что митрополит
пренебрегает заботами православного населения Великого княжества Литовского. В
1374 г. Филофей вынужден был отправить на Русь еще одну «комиссию». Во главе
ее был поставлен ловкий и изворотливый константинопольский дипломат, а в
прошлом афонский модах Киприан. В мутной воде русских церковных споров Киприан
намеревался ловить рыбу к собственному столу. Он вернулся в Константинополь с
грамотой от литовского князя, в которой тот просил патриарха поставить
митрополитом на Киевскую кафедру самого Киприана. Наскучив жалобами Ольгерда,
порой переходившими в неприкрытую грубость и брань, патриарх решил уступить. В
декабре 1375 г. Филофей поставил Киприана митрополитом на Литву с условием, что
после смерти Алексея он должен воссоединить под своей властью всю русскую
митрополию. Этим актом патриарх разрубал узел одной церковно-политической
интриги, но, сам того не зная, давал начало новой, куда более затяжной и
драматической. Однако ее развитие выходит за рамки биографии митрополита
Алексея и относится уже к последующей эпохе в истории русской церкви.
Происки византийских дипломатов в рясах, в сущности,
не так уж и беспокоили Алексея. Он понимал, что его будущее как митрополита
зависит прежде всего от положения Москвы среди других русских княжеств и
земель. В начале 70-х годов XIV в. Москва утвердилась в роли руководящей
политической силы Великоросс™. Однако успех Москвы не мог быть окончательным до
тех пор, пока не сказала своего слова Золотая Орда.
Еще осенью 1370 г. дальновидный Михаил Тверской понял,
что ни в одиночку, ни в союзе с Ольгер-дом не удастся сокрушить Москву. Покинув
Литву, он в ноябре 1370 г. поехал жаловаться на Дмитрия Московского в Орду. Там
в эти годы все чаще звучит имя Мамая, удачливого временщика, впоследствии
ставшего полновластным хозяином Орды. Мамай давно присматривался к Михаилу
Тверскому как главному недругу Москвы. Ослабевшая, но все еще цепкая ордынская
дипломатия решила воспользоваться испытанным приемом: поддержать соперника
правящего великого князя Владимирского с целью дестабилизации политической
обстановки на Руси. Уже в 1370 г. послы Мамая Каптагай и Тюзяк привезли
Михаилу ярлык на великое княжение. Однако в это время тверской князь в связи с
московским нашествием находился «в бегах». Зимой 1370—1371 гг. Орда вновь
передала Михаилу великое княжение Владимирское. 10 апреля 1371 г. он
торжественно въехал в Тверь, предполагая вскоре сесть на владимирский стол.
Между тем времена уже были другие. Московский князь Дмитрий не согласился с
решением Орды. Он перекрыл своими войсками все дороги к Владимиру. Прибывший с
Михаилом ордынский посол Сарыхожа, получив от Дмитрия богатые дары, не стал
вмешиваться в княжеский спор и отбыл восвояси. Не надеясь силой овладеть
Владимиром, Михаил до времени осел в Твери. В конце мая 1371 г. он отправил в
Орду с новыми жалобами на Дмитрия своего сына Ивана.
|