Вся эта история служит ярким образцом дипломатической
ловкости митрополита, его византийской изворотливости в сложных положениях.
Что касается его мнимой «помощи» московскому князю, то здесь уместно
вспомнить, что уже в 1336 г. князь Александр принял от Феогноста
«благословение и молитву». Возвращение князя-изгнанника в лоно церкви
послужило прелюдией к его политическому «воскресению». Вскоре он отправился в
Орду, где получил свою «отчину»— тверское княжение. Это было крупным поражением
Ивана Калиты. Одним из виновников этого поражения был «надежный помощник»
московского князя — митрополит Феогност.
История русской церкви знает немало примеров открытого
вмешательства иерархов в политическую борьбу. Однако такие случаи все же были
скорее исключением, чем правилом. Гораздо чаще клинок политической интриги прятали
под пышными одеяниями богословия. Быть может, и митрополит Феогност, сохраняя
внешнюю беспристрастность, помогал московским князьям исподволь, в области
идейной борьбы, где главным оружием служили религиозно-политические теории?
Проверим это предположение на конкретном историческом материале.
Важнейшим событием московской жизни конца 20-х —
начала 30-х годов XIV в. была постройка в Кремле (или как тогда говорили —
Кремнике) трех каменных храмов и небольшого храма-придела, примыкавшего к
Успенскому собору. Это строительство произвело сильное впечатление на
современников необычайным для того времени размахом.
Каково же было идейно-политическое значение этого
строительства? Как отнесся к нему митрополит Феогност?
Историки давно связывали «храмоздательство» со
стремлением Ивана Калиты утвердить в Москве митрополичью кафедру, привлечь на
свою сторону нового главу русской церкви. Однако каменные храмы, возведенные
Иваном Калитой в московском Кремле,— не просто «приманка» для митрополита.
Князь Иван, пользуясь необычайно благоприятной для Москвы политической
ситуацией, создал в своей столице своего рода общерусский архитектурный
«пантеон». В 1329— 1333 гг. к храму Успения Богоматери прибавились храмы в
честь двух других главнейших образов христианства вообще и русского православия
в частности — Спаса и Михаила архангела. Тогда же были построены храм в честь
Иоанна Лествичника и храм-придел Поклонения веригам апостола Петра.
Конечно, Иван Калита не знал, сумеет ли он своим
строительством расположить к себе митрополита, который вел свою собственную,
во многом противоположную московской политическую игру. Возводя свои белокаменные
храмы, князь работал прежде всего для будущего. Заявка, сделанная постройкой
Успенского собора, подтверждалась и подкреплялась новым строительством. Москва
стараниями Калиты превратилась в крупнейший религиозный центр еще до того, как
стала местопребыванием «митрополита Киевского и всея Руси».
Известный историк древнерусского искусства Н. Н.
Воронин говорил о «публицистическом» значении постройки некоторых храмов
XIV—XV вв. Пользуясь этим выражением, можно сказать, что своим
публицистическим звучанием строительство Калиты утверждало первенство Москвы в
русских землях и было обращено не к одному лишь греку-митрополиту, но ко всей
Северо-Восточной Руси. Каждая деталь—(посвящение, день закладки и день освящения
храма — тщательно обдумывалась, имела строго «прицельный» характер. Не
случайно летописцы, пропускавшие порой целые пласты событий, бережно хранили,
переносили из свода в свод эти на первый взгляд незначительные даты.
Расшифрованные с помощью церковного календаря— месяцеслова, они оказываются
символическим выражением важнейших религиозно-политических идей ранней Москвы.
Весьма странную для «надежного помощника» московских
князей позицию занял по отношению к кремлевскому строительству митрополит
Феогност. Летописи обычно отмечают присутствие главы церкви при закладке или
освящении храма. В данном случае есть известие лишь об участии Феогноста в освящении
Архангельского собора 20 сентября 1333 г. На это, однако, была особая
причина. Храм во имя предводителя небесного воинства архангела Михаила был
освящен в день памяти князя-мученика Михаила Черниговского, казненного в 1246
г. в ставке Батыя за отказ поклониться местным святыням.
Одной из главных забот Феогноста была борьба за
сохранение под своей властью православных епархий Юго-Западной Руси, где с
помощью местных князей постоянно появлялись самозванные, а иногда и признанные
патриархом митрополиты-конкуренты.
Культ Михаила Черниговского был широко распространен
как в Юго-Западной, так и в Северо-Восточной Руси. Его центрами были Чернигов,
Брянск и Ростов, где княжили потомки Михаила. Чествование памяти Михаила
утверждало мысль о единстве русской митрополии.
Для московского князя Ивана Даниловича культ Михаила
Черниговского имел совершенно иной, но не менее актуальный политический
интерес. Имя князя Михаила в сознании народа символизировало готовность к
самопожертвованию, непокорность Орде. Освящение храма 20 сентября было и
поминовением погибших от рук «поганых», и обещанием отомстить за них. Выбрав
для освящения Архангельского собора именно эту дату, Иван Калита языком религиозных
символов высказал одну очень важную для московского дела идею — идею
сопротивления. В этом решении Калиты отчетливо прозвучала та самая
антиордынская нота, которой доселе так не хватало московской политике.
Освящение Архангельского собора в 1333 г.—один из тех
случаев, когда митрополит, преследуя свои собственные цели, объективно сыграл
на руку московским князьям. Однако таких случаев было очень немного. Судя по
летописям, Феогност не счел нужным почтить своим присутствием закладку и освящение
всех остальных сооружений, возведенных Калитой в московском Кремле.
По-видимому, он даже не считал Москву своей постоянной резиденцией. Выстроив в
1330 г. Спасский собор в Кремле и задумав основать при нем монастырь, Иван
Калита вынужден был послать к Феогно-сту, находившемуся тогда на Волыни, своих
послов за благословением. Если бы строительная деятельность Ивана
разворачивалась с ведома и одобрения митрополита, такое заочное благословение
было бы излишним.
Не надеясь на помощь митрополита, московские князья
создавали собственные центры литературной и религиозно-политической работы. Еще
в последней трети XIII в. князь Даниил Александрович основал в излучине Москвы-реки
монастырь, собор которого посвятил своему «небесному покровителю» Даниилу
Столпнику. Даниловский игумен получил звание архимандрита, означавшее
старшинство данной обители среди других окрестных монастырей.
Иван Калита, основав в Кремле Спасский монастырь,
передал его настоятелю звание архимандрита. Спасский монастырь стал придворной
княжеской «богомольней». Здесь готовились кандидаты на высшие церковные
должности. Вероятно, именно здесь был создан московский летописный свод 1330 г.
В княжеских и боярских монастырях работали «сказатели
книг», создатели первых московских религиозно-политических теорий. Пользуясь
материальной поддержкой и покровительством московской знати, монастырские
«старцы» со временем превратились в особый, влиятельный отряд церковных сил, с
которым приходилось считаться и самому митрополиту.
|