|
Прощается
с мужем, с братом,
Милого
сына обнимает:
– Миленький
мой голубочек,
Сизенький
мой соколик,
Нельзя
мне взять тебя с собою:
Я
на дело еду скороспешно.
После
этого быванья
Уплыла
Авдотья Рязанка
За
три леса темных,
За
три поля великих.
Сказывать
легко и скоро,
Дело
править трудно и долго.
Сколько
Авдотья сено ставит,
Умом‑то
плавает дома:
«Ох
ти мне, мои светы,
Все
ли у вас поздорову?»
А
дни, как гуси, пролетают,
Темные
ночи проходят.
Было
в грозную ночку –
От
сна Авдотья прохватилась,
В
родимую сторонку взглянула:
Над
стороной над рязанской
Трепещут
пожарные зори…
Тут
Авдотья испугалась:
– Ох
ти мне, мои светы!
Не
наша ли улица сгорела?
А
ведь сена бросить не посмела:
Сухое‑то
кучами сгребала,
Сучьем
суковатым пригнетала,
Чтобы
ветры‑погоды не задели.
День
да ночь работу хватала,
Не
спала, не пила, не ела.
Тогда
в лодчонку упала,
Весла
из рук не выпускала.
Сама
себе говорила:
– Не
дрожите, белые руки,
Не
спешите, горючие слезы!
Как
рукам не трястися,
Как
слезам горючим не литься?
Несет
река головни горелы,
Плывут
человеческие трупы.
На
горах‑то нет города Рязани,
Нету
улиц широких,
Нету
домов ного порядка.
Дымом
горы повиты,
Пеплом
дороги покрыты.
И
на пеплышко Авдотья выбредала.
Среди
городового пепелища
Сидят
три старые бабы,
По
мертвым кричат да воют,
Клянут
с горя небо и землю.
Увидели
старухи Авдотью:
– Горе
нам, женка Авдотья!
Были
не милые гости,
Приходил
царище татарский
Со
своею Синею Ордою,
Наливал
нам горькую чашу.
Страшен
был день тот и грозен.
Стрелы
дождем шумели,
Гремели
долгомерные копья.
Крепко
бились рязанцы,
А
татар не могли отбити,
Города
Рязани отстояти.
Убитых
река уносила,
Живых
Орда уводила.
Увы
тебе, женка Авдотья,
Увы,
горе горькая кукуша!
Твое
теплое гнездышко погибло,
Домишечко
твое раскатилось.
По
камешку печь развалилась.
Твоего‑то
мужа и брата,
Твоего‑то
милого сына
|