|
Великая тишина
Того же лета cede Иван Данилович на великом княжении всея Руси и быстъ оттоле тишина велика на 40 лет...
Рогожский летописец
В эти спокойные годы успели народиться и вырасти целых два поколения, к нервам которых впечатления детства не привили безотчетного ужаса отцов и дедов перед татарином: они и вышли на Куликово поле.
В. О. Ключевский
Расправившись с тверским мятежом, хан Узбек стал размышлять над тем, как избежать его повторения. Важно было правильно распределить власть между русскими князьями, не оказывая одному из них слишком большого предпочтения. Вместе с тем хан понимал, что разоренная Русь сможет платить Орде установленную дань только в условиях относительного покоя и порядка. Он вовсе не собирался резать курицу, приносившую ему золотые яйца...
Летом 1328 года русские князья были вызваны в Орду. Здесь они узнали окончательное решение Узбека. В Твери утвержден был на княжении брат мятежного Александра князь Константин Михайлович, а в кашинском уделе Тверского княжества – другой брат, Василий.
Распоряжение хана относительно великого княжения Владимирского поразило всех своей необычностью. Обеспокоенный тверским мятежом, хан решил разделить области великого княжения между двумя правителями – Иваном Калитой и суздальским князем Александром Васильевичем, который также принимал участие в походе на Тверь. Так на Руси появились сразу два великих князя Владимирских. Стольный Владимир с округой, а также вернувшиеся в 1320 году в состав великого княжения Владимирского нижегородские земли хан передал Александру Васильевичу. Калите досталась другая часть великого княжения – Костромская земля. К ней хан сделал существенный «довесок» – половину Ростовского княжества, правители которого не в состоянии были выполнять своих финансовых обязательств перед Ордой. Но самой большой победой Калиты было то, что за ним остался Новгород. Его наместники сидели там уже с конца 1327 года, когда стало ясно, что правлению великого князя Александра Тверского пришел конец.
Хан мог перетасовать карты и передать право на новгородский стол Александру Васильевичу Суздальскому. Опасаясь такого исхода, новгородцы послали в Орду свое посольство во главе с боярином Федором Колесницей. Они хотели видеть в Новгороде князя достаточно сильного, чтобы оборонять их рубежи, но при этом достаточно благоразумного, чтобы не посягать на их уклад жизни и достояние. Иван казался им именно таким правителем. Судя по всему, хан тоже оценил способности князя Ивана и признал его как бы старшим великим князем, ответственным за весь ход дел на Руси.
Небывалый раздел великого княжения Владимирского напомнил далекие времена хана Батыя. Тогда, в 1249 году, татары поделили великое княжение между Александром Невским и его братом Андреем. Это деление продержалось всего три года: в 1252 году Андрей чем‑то прогневил Орду и был силой изгнан из Владимира. Александр стал полновластным хозяином всей территории великого княжения. С тех пор она оставалась неделимой.
Предпринятый Узбеком раздел существовал, как и первый, всего лишь три года. После кончины суздальского князя в 1331 году Иван Калита получил его долю великого княжения. Однако для того, чтобы достичь такого исхода, московский князь должен был проявить за эти три года не меньше талантов, чем его великий дед.
Одним из последствий раздела 1328 года стало обесценивание великокняжеского титула. И если в 1328 – 1331 годах в Северо‑Восточной Руси было два законных великих князя, то в середине XIV века многие русские князья начинают называть себя «великими». При этом обладание Владимиром перестает быть необходимым условием ношения титула «великого князя». Появляются великие князья тверские, нижегородские, рязанские...
Вероятно, тогда же, летом 1328 года, Иван Калита одержал в Орде и еще одну бескровную победу. Летопись сообщает, что, кроме земель из состава великого княжения Владимирского, хан Узбек «и иныя княжениа даде ему к Москве» (22, 195). Это были три огромные территории, центрами которых служили города Галич, Белоозеро и Углич. Внук Ивана Калиты князь Дмитрий Донской, передавая эти земли своим сыновьям, назвал их в своем завещании «куплями деда своего».
Историки давно спорят о том, как понимать слово «купля».
Скорее всего Иван Данилович купил в Орде ярлыки, дававшие ему право на пожизненное управление этими областями. Измельчавшие местные князья (главным образом – из ростовского дома) не в состоянии были своевременно и в полной мере платить положенную дань в ханскую казну. Московский князь взял на себя их долги и платежные обязательства, а за это получил право верховной власти над огромными лесными территориями.
Зачем понадобилось Ивану становиться «лесным царем», брать на себя управление безбрежными, как океан, безлюдными пространствами? Прежде всего эти области имели большое стратегическое значение для борьбы с Новгородом за русский Север. Кроме того, Углич с округой имел очень выгодное положение на Волге: отсюда начинались водные пути в тверские, новгородские и белозерские земли. Наконец, лесные княжества были богаты пушным зверем. Ценные меха составляли важнейший источник пополнения казны московского князя. «Мягкое золото» было главной статьей русской торговли с восточными и западными соседями.
Князь Иван посылал на Север и артели охотников‑«со‑кольников» для добычи высоко ценившихся в Орде ловчих птиц – соколов и кречетов. Местным властям он строго‑настрого приказывал беречь сокольников, не брать с них никаких поборов, «занеже ми люди те надобны» (2, 15).
Осень 1328 года – важный рубеж в жизни нашего героя. Он получил почти всю возможную власть, которую мог иметь правитель в тогдашней Северо‑Восточной Руси. Оглядываясь назад, князь вспоминал, как медленно и тяжело, словно по крутой лестнице с высокими ступенями, шел он к этой вершине. И каждая ступень – это чья‑то надгробная плита. Вот первая ступень – отец; вот братья – Юрий, Андрей, Борис, Афанасий; вот злосчастная жена Юрия – татарка Агафия‑Кончака, умершая в тверском плену, так и не успев стать матерью и родить наследника московского престола. Поживи она хоть немного дольше – и, быть может, не видать тогда Ивану ни владимирского золотого стола, ни даже московского престола, на котором воссел бы узкоглазый внук хана Узбека! Но вот еще ступени страшного восхождения: тверские сородичи Ивана, князья Михаил Ярославич и Дмитрий Михайлович. А вот и последняя ступень – изгнанный из родных краев Александр Тверской со всем его семейством.
Да только ли они! Припомнить – и многие другие встанут в памяти, волей или неволей ставшие ступенями на пути его восхождения. Так зачем же поднялся он на такую головокружительную высоту? И как устоять там, на вершине, одному под грозным взором Всевышнего?! Одно неловкое движение – и можно сорваться вниз, в бездну, увлекая за собою многих...
Затворившись в дворцовой молельне, Иван любил по ночам беседовать с Богом, изливая душу то в горячем покаянии, то в неторопливом рассуждении под строгим и взыскательным взглядом древнего оплечного Спаса – родовой иконы московских Даниловичей. Прежде, в молодые годы, Иван просил Бога дать ему знания и силы, необходимые для управления людьми. И Господь не отказал ему в этом. Теперь он уверенно держал в руках поводья власти. Ему уже было под сорок. За плечами – огромный опыт управления Московским княжеством и всем великим княжением Владимирским от лица брата Юрия Даниловича. Он знал Орду и все ее тонкие механизмы власти. Это был зрелый мастер княжеского ремесла, смотревший далеко за пределы Московского княжества.
Но Господь дал ему и более того, что он просил. Помимо разума, он одарил его верой. Князь Иван превосходил других правителей не только численностью своих дружин. Его возвышала вера в свою избранность, в соответствие своих замыслов путям Божьего Промысла. Многие обстоятельства его жизни, которые мы посчитали бы случайными, казались ему знаменательными. Ранняя смерть старших братьев и отсутствие у них наследников неизбежно должны были навести его на мысль о собственной избранности. Ведь «страстные натуры никогда не в состоянии примириться с предположением, что тем, что их касается, руководила случайность. Им кажется, что все было предустановлено Богом и они видят в самых незначительных обстоятельствах знаки высшей воли» (116, 51).
И небеса посылали Ивану все новые и новые знаки, подтверждавшие его предчувствия. Падение Твери и его приход к верховной власти совершились в 1327 – 1328 годах – спустя 70 лет после татарской переписи 1257 – 1258 годов. И в этом вновь приоткрывалась московскому князю великая тайна Провидения. Он вчитывался в Священное Писание – и оно открывало ему то, что он искал.
Именно перепись, подробно описанная всеми русскими летописями, была для людей той эпохи подлинным началом «ордынского плена». Она произвела неизгладимое впечатление на современников. И глубоко символическим было число лет, прошедших от татарской переписи до великого княжения Калиты. Древнерусские книжники (а князь Иван был их учеником) вообще были склонны к поискам магии чисел. Но в этом случае тайна лежала на поверхности. «Вавилонский плен» иудеев, согласно Библии, должен был продлиться 70 лет. «Ибо так говорит Господь: когда исполнится вам в Вавилоне семьдесят лет, тогда Я посещу вас и исполню доброе слово Мое о вас» (Иеремия, 29, 10).
Это «доброе слово», согласно Иеремии, будет связано с появлением праведного царя. «Вот, наступают дни, – говорит Господь, – и восставлю Давиду Отрасль праведную, и воцарится Царь, и будет поступать мудро, и будет производить суд и правду на земле» (Иеремия, 23, 5). Этим «царем», избранным Богом для утверждения правды, князь Иван и ощутил себя, поднявшись на вершину власти. Это ощущение он сохранил до последних дней своей жизни и запечатлел знаменитой записью в Списком Евангелии 1340 года: «О сем бо князи великом Иване пророк Езекии глаголеть: в последнее время в апустевшии земли на запад встанеть цесарь правду любя и суд не по мзде судя ни в поношение поганым странам. При сем будеть тишина велья в Рускои земли, и въсияеть в дни его правда, яко же и бысть при его царстве» (103, 95).
В этих словах ощутим ритм человеческого дыхания. Должно быть, князь Иван сам диктовал их писцам незадолго перед кончиной, оглядываясь на прожитую жизнь и готовясь к переходу в жизнь вечную. Как и было принято в то время среди книжных людей, он цитирует Священное Писание по памяти, смешивая тексты из разных книг Ветхого Завета и стараясь сохранить лишь общий смысл. Многозначность библейской символики позволяла ему использовать образ Царя‑Христа в более узком, земном смысле – как царя‑правителя...
Но вернемся к событиям 1328 года. Главной заботой нового великого князя стал мир. Иван хотел дать стране покой, прекратить ордынские «рати». Трудно даже представить, сколь сложной была эта задача. Но Калита сумел добиться своего. Летописец, работавший во второй половине XIV века, оглядываясь на времена Ивана Даниловича, позволил себе небольшое, но очень интересное рассуждение. Сообщив о приходе Калиты на великое княжение в 1328 году, он добавляет: «И бысть оттоле тишина велика на 40 лет и престаша погании воевати Русскую землю и заклати христиан, и отдохнуша и починуша христиане от великиа истомы многыа тягости, от насилиа татарского, и бысть оттоле тишина велика по всей земли» (25, 90).
Эта «великая тишина» продолжалась, по мнению летописца, сорок лет – с 1328 года до начала московско‑литовских войн в 1368 году. Задумаемся над этим суждением. В нем отражены религиозно‑политические теории ранней Москвы. Конечно, число лет «великой тишины» названо условно. В той же Симеоновской летописи под 1368 годом летописец указывает, что «от Федорчюковы рати до Олгердовы лет 41» (25, 109). Но его явно увлекло число 40 – одно из самых многозначительных в христианской символике. Это и сорок дней искушения Спасителя в пустыне, и «сороковница» Рождественского поста, и «четыредесятница» Великого поста. Число «сорок» в христианском сознании ассоциировалось с идеей очищения от грехов. Летописец словно намекает на то, что продолжительность установленной московскими князьями «великой тишины» – парафраза «Великого поста» – есть новое свидетельство богоугодности их деятельности.
Многозначительное число «сорок» книжники находили и в истории правления предков Ивана Калиты, сыновей Александра Невского. «Бысть же княжения сынов Александровых и великаго князя Даниила Московскаго лет 40» (8, 197). Но то были сорок лет раздоров и бед. Князь Иван подарил Руси сорок лет «великой тишины».
Конечно, «великая тишина» существовала не только в воображении московских книжников. Это была политическая реальность, вселявшая надежду на перемены. Она стала возможной только благодаря тому, что князь Иван, а позднее его сыновья Семен Гордый и Иван Красный, сумели обеспечить полную и своевременную выплату ордынской дани с русских земель. Правители Орды ханы Узбек (1313 – 1341) и Джанибек (1341 – 1357) были вполне удовлетворены таким положением дел и не препятствовали постепенному усилению московского княжеского дома. Начавшаяся в Орде после смерти Джа‑нибека длительная смута («замятия великая», по выражению русских летописей) открыла новые возможности для Москвы, которыми не преминул воспользоваться внук Ивана Калиты князь Дмитрий Иванович Донской. Объединив под своим началом большинство князей Северо‑Восточной Руси, Дмитрий начал открытую вооруженную борьбу с Ордой, увенчавшуюся великой победой на Куликовом поле. С этого времени, несмотря на все последующие неудачи и промахи московских князей, Москва окончательно стала центром формирующегося единого Русского государства.
Историк В. О. Ключевский справедливо отмечал благотворное воздействие этой «великой тишины» на духовное, нравственное развитие русского народа, которое, в свою очередь, содействовало успехам московской государственности. «Русские люди, сражавшиеся и уцелевшие в бою на Сити (3 марта 1238 года. – Н. Б.), сошли в могилу со своими сверстниками, безнадежно оглядываясь вокруг, не займется ли где заря освобождения. За ними последовали их дети, тревожно наблюдавшие, как многочисленные русские князья холопствовали перед татарами и дрались друг с другом. Но подросли внуки, сверстники Ивана Калиты, и стали присматриваться и прислушиваться к необычным делам в Русской земле. В то время как все русские окраины страдали от внешних врагов, маленькое срединное Московское княжество оставалось безопасным, и со всех краев Русской земли потянулись туда и простые люди. В то же время московские князьки, братья Юрий и этот самый Иван Калита, без оглядки и раздумья, пуская против врагов все доступные средства, ставя в игру все, что могли поставить, вступили в борьбу со старшими и сильнейшими князьями за первенство, за старшее Владимирское княжение, и при содействии самой Орды отбили его у соперников. Тогда же устроилось так, что и русский митрополит, живший во Владимире, стал жить в Москве, придав этому городку значение церковной столицы Русской земли. И как только случилось все это, все почувствовали, что татарские опустошения прекратились и наступила давно не испытанная тишина в Русской земле. По смерти Калиты Русь долго вспоминала его княжение, когда ей впервые за сто лет рабства удалось вздохнуть свободно, и любила украшать память этого князя благодарной легендой.
Так к половине XIV века подросло поколение, выросшее под впечатлением этой тишины, начавшее отвыкать от страха ордынского, от нервной дрожи отцов при мысли о татарине. Недаром представителю этого поколения, сыну великого князя Ивана Калиты, Симеону современники дали прозвание Гордого. Это поколение и почувствовало ободрение, что скоро забрезжит свет» (84, 66).
|