|
Наступила осень 1470 г. По принятому на Руси летосчислению,
начался год 6979-й. Утром 5 ноября в Новгороде умер архиепископ Иона,
двенадцать лет возглавлявший Дом Святой Софии и в какой-то мере — правительство
феодальной республики. Это были отнюдь не спокойные годы. Обострялся конфликт с
Псковом, не раз до крайности ухудшались отношения с Москвой. Но все же
удавалось сохранить мир — вероятно, не без участия дипломатичного владыки. Тем
не менее тучи продолжали сгущаться. Уже через три дня после кончины Ионы в
Новгороде появляется князь Михаил Олелькович — приглашенный новгородскими
боярами брат киевского князя Семена и вассал короля Казимира. Начинается
последний акт борьбы боярского Новгорода против великокняжеской Москвы.
Московская точка зрения на эти события отразилась в
двух памятниках. Один из них — рассказ великокняжеской летописи, другой —
«Словеса избранные», читающиеся в Софийско-Львовской, Новгородской IV (по
списку Дубровского) и некоторых других летописях.
Рассказ великокняжеской летописи был включен в свод 1472 г., т.е. был составлен
сразу после событий. Он начинается с избрания нового архиепископа Феофила,
которое совершилось «по старине», путем жребия. После этого новгородцы «послаша
к великому князю… посла своего Никиту Ларионова бити челом и опаса просити»,
чтобы новый владыка мог приехать на Москву для своего официального поставления
митрополитом — «яко же и преже сего было при прежних князех». Великий князь,
«посла их почтив, отпустив со всем, о чем ему били челом», подчеркнув в своем
ответе традиционность существовавших отношений: «…как было при отце моем… и при
деде, и при прадеде моем, и при преже бывших всех великих князей». При этом
великий князь счел нужным особо отметить общерусский характер своей власти:
«…их род есми Володимерских и Новгорода Великого и всея Руси».
Конфликт в Новгороде начался после возвращения посла.
Хотя сам архиепископ и «мнози тамо сущии людие лучшие, посадницы и тысяцкие и
житьи людие велии о сем рады быша», но тут же — по-видимому, на вече, на
котором посол Ларионов «сказа им жалованье великого князя», обозначилась
активная оппозиционная группировка. В нее вошли «некоторые же от них, посадничи
дети Исака Борецкого с матерью своею Марфою и с прочими инеми изменники».
Именно они, «научени дьяволом… на погибель земли своей и себе на пагубу»,
сформировали свою политическую платформу: «…не хотим за великого князя
Московского, ни зватися отчиною его. Волны есми люди Великий Новгород, а
Московский князь великий многие обиды и неправды над нами чинит, хотим за
короля Польского и великого князя Литовского Казимира». Выдвижение этого
лозунга положило начало открытому расколу в новгородском обществе. «Изменницы»,
по словам летописца, «начаша наимовати худых мужиков вечников, на то за все
готовые суть по их обычаю». Эти «наимиты тех изменников — каменье на тех
метаху, которые за великого князя хотят». Дело дошло до открытых столкновений с
применением силы.
Итак, выступление против великого князя — акция одной
из боярских группировок. Борецкие — бояре Неревского конца; глава семьи
посадник Исак Андреевич — политический деятель 20—60-х годов XV в., к началу
70-х годов его уже не было в живых.
Московский летописец противопоставляет «изменникам»
сторонников великокняжеской ориентации, к которым, по его данным, относились
«мнози… старые посадницы и тысяцкие, лучшие людие, тако же и житьи людие». Сторонники
Москвы «глаголаху: нелзе, братие, тому так быти… за короля нам датися, и
архиепископа поставити от его митрополита, латынина суще».
В своем обращении сторонники Москвы делают упор на два
момента: во-первых, что Новгород «изначала отчина… великих князей, и от первого
великого князя нашего Рюрика…»; во-вторых, что никогда — «от святого и великого
князя Володимера» — новгородцы «за Латиною… не бывали, и архиепископа от них не
ставили себе». Так впервые связываются два принципиально важных вопроса — о
политической власти и церковном подчинении.
Однако спор на вече закончился победой «злодейцев» —
они добились посылки к королю Казимиру официального посольства в составе
Панфила Селивантова и Кирилла Макарьина. Оба — представители слоя житьих людей,
следующего после бояр в новгородской социальной иерархии (впоследствии они
поставили свои имена в договорной грамоте с королем Казимиром). Король принял
посольство и дары «с любовью» и послал в Новгород князя Михаила Олельковича.
«Новгородцы же прияша его с честью».
Нельзя не заметить, что в официозном московском
рассказе допущена явная хронологическая несообразность. Выборы нового владыки
состоялись 15 ноября (по достаточно достоверным данным Псковской летописи).
Новгородское посольство в Москву было отправлено после этого, и вернуться в
Новгород с ответом великого князя Никита Ларионов мог никак не раньше начала декабря
(только на дорогу в оба конца он должен был потратить не менее 15—20 дней).
Значит, по буквальному тексту рассказа, тогда — в декабре — и начались волнения
на вече. Но ведь князь Михаил приехал в Новгород уже 8 ноября, еще до избрания
Феофила. Следовательно, обращение новгородцев к королю (миссия Селивантова и
Макарьина) и предшествующие бурные события на вече были еще гораздо раньше,
задолго до смерти владыки Ионы. Официозный рассказ — явно публицистический
памятник. Он не содержит точных дат, не соблюдает хронологии. Рассказчику все
это было не важно — он стремился подчеркнуть идейно-политическое значение
событий, конкретные детали его не интересовали.
Кто же такой Михаил Олелькович, посланный королем по
просьбе новгородских послов и принятый «с честью» в Новгороде? Он правнук Ольгерда
от его пятого сына Владимира, который «сидел на Киеве» (пока его не согнал оттуда
Витовт). Старший сын Владимира Александр (Олелько) был женат на Анастасии,
дочери великого князя Василия Дмитриевича. В критический период борьбы с
Шемякой, в 1446 г.,
«княгиня Олелькова» помогала своему брату, Василию Темному, находившемуся в
Вологде, и его сторонникам, бежавшим в Литву и организовавшим заговор в его
пользу. Михаил Олелькович приходился, таким образом, племянником Василию
Темному и двоюродным братом великому князю Ивану. Дед его, Владимир, тоже был
сыном русской женщины — дочери полоцкого князя Ярослава Васильевича. И сам
великий князь Ольгерд, наиболее удачливый и талантливый из литовских
предводителей, был наполовину русским — его матерью была княгиня Ольга, вторая
жена Гедимина, и он носил православное имя Александр. В окружении Михаила
Олельковича, сына киевского князя, русская православная традиция, несомненно,
была заметна. Но существовала и другая традиция. Брат Владимира Киевского,
Ягайло, принявший католичество, — основатель польской королевской династии. Сын
Ягайлы, Казимир IV, приходился Олельковичам двоюродным дядей. Таким образом,
новый новгородский князь был связан родством и с православной Москвой, и с
католической Вильной.
Однако решающее значение в истории имеют не
родственные связи, а реальные политические интересы. Михаил Олелькович, как и
его старший брат Семен (ставший киевским князем после смерти отца), — вассал
короля Польского и великого князя Литовского. Без согласия, разрешения и даже
без ведома своего сюзерена Михаил никак бы не мог принять приглашение
новгородских бояр и стать князем в Великом Новгороде. Таким образом, московская
версия о том, что Олелькович был послан в Новгород королем, достаточно правдоподобна.
Приезд Михаила в Новгород — политическая акция, согласованная с королем и
отвечавшая его интересам.
Важен и другой момент — конфессиональный. Сын и брат
киевских князей не мог не принадлежать к западнорусской церкви, во главе
которой стоял киевский митрополит униат Григорий. На православие Олельковича
падала тень Флорентийской унии, категорически отвергнутой в Москве. Приглашая и
принимая Олельковича, новгородское боярство делало крупный шаг от Москвы к
Вильне, от Руси к Литве, от московской православной митрополии к киевской
униатской.
Уже много лет князем в Новгороде был Василий
Васильевич Гребенка. Его дед Семен Дмитриевич, один из последних владетельных
суздальских князей, умерший в декабре 1402 г., заслужил нелестную эпитафию
московского летописца: «…служи четырем царем… поднимая рать на великого князя
Московского, како бы найти свою отчину Новгородское (Нижегородское. — Ю. А.)
княженье, и того ради много труда подъя, не обретая покоя ногама своима, и не
успе ничто же, но аки всуе тружася». Сам Василий Васильевич Гребенка — «князь
желанный нашего добра», как называл его новгородский летописец. И
действительно, приглашенный новгородскими вечевыми властями, он вел совершенно
независимую от Москвы политику в духе новгородско-удельных традиций. Но теперь
новгородским боярам уже не нужен прежний «князь желанный»: с приездом Михаила
Олельковича Василий отправляется на Заволочье готовиться к войне против Москвы.
Обращение великого князя к новгородцам не имеет
успеха: «прежеречении… Исаковы дети и с прочими их поборники» только активизируют
свои выступления. Они еще «наимоваху злых тех смердов, убийц, шильников и
прочих безименитых мужиков», усиливая давление на своих противников.
За этим следует разрыв: великий князь, «потужив о них
немало», «возвещает» митрополиту, своей матери и «сущим у него боярам его» о
своем решении «пойти на Новгород ратью». Начинается Шелонский поход.
Несмотря на свой публицистический и заведомо
пропагандистский характер — или, вернее, именно благодаря этому, — официальный
московский рассказ дает возможность сделать несколько существенных выводов.
Во-первых, в рассказе всячески подчеркивается миролюбие и долготерпение великого
князя — он не хочет войны, рассматривая ее только как крайнее, последнее
средство в решении конфликта. Сознание общности интересов русских земель
пустило достаточно глубокие корни — обнажая меч против одной из них, великий
князь считает необходимым представить эту акцию в возможно менее отрицательном
свете.
|