Государевы большие воеводы
Иностранцы, утверждающие, что в древнем нашем
дворянстве не существовало понятия о чести, очень ошибаются.
А. С. Пушкин
Среди памятников истории, которыми и доныне так богат
древний Новгород, выделяется знаменитый монумент в честь 1000-летия России,
установленный в 1862 г. Каждый, кто хотя бы раз побывал в Новгороде,
наверняка запомнил это величественное сооружение, расположенное неподалеку от
Софийского собора, в самом центре новгородского кремля.
Памятник "Тысячелетие России" представляет
собой запечатленную в бронзе историю страны. Каждая эпоха представлена здесь
"в лицах": скульптурными портретами ее выдающихся деятелей. Среди 129
фигур, размещенных на памятнике, нашли свое место государственные люди,
полководцы и герои, писатели, художники, просветители. Галерея полководцев
средневековой Руси немногочисленна. Но какие славные имена! Здесь Мстислав
Удалой и Даниил Галицкий, Александр Невский и Довмонт Псковский, Михаил
Тверской и Дмитрий Донской. В этой когорте лишь два воеводы представляют эпоху
Ивана III — победитель Новгорода князь Д. Д. Холмский и знаменитый воин князь
Даниил Щеня.
Деяния самого Даниила Щени и его потомков интересны не
только как страница военной истории России. Внимательному наблюдению откроются
здесь и иные, сокровенные стороны жизни страны и народа. Устои российской
государственности, ее система ценностей меняются гораздо медленнее, чем внешние
формы. И потому в судьбах этих мужественных и честных людей нам открывается не
только далекое прошлое…
В московском военно-служилом сословии (по данным на
конец XVII в.) около четверти всех фамилий имели польско-литовское
происхождение (42, 193). В этом есть глубокая историческая закономерность.
Переход на московскую службу аристократов из великого княжества Литовского
начался уже в середине XIV в. Этот процесс протекал активно еще и потому,
что 9/10 территории княжества в ту эпоху составляли восточнославянские земли,
входившие прежде в состав Киевской Руси.
Литовские князья из династии Гедимина (1316–1341)
управляли государством, подавляющее большинство населения которого составляли
представители древнерусской народности, исповедовавшие православие и говорившие
на различных диалектах древнерусского языка. Поэтому переход на московскую
службу не вызывал у них особых сложностей конфессионального и психологического
характера. В 1408 г. в московские земли выехала большая группа литовской
знати во главе с опальным князем Свидригайло Ольгердовичем. Большинство
"панов" уже через два года вернулись в Литву. В северо-восточной Руси
остался на постоянное жительство потомок Гедимина князь Патрикий Наримонтович.
Он стал родоначальником целого ряда московских аристократических фамилий —
Булгаковых, Голицыных, Куракиных.
Желая удержать литовских аристократов в Москве,
великий князь Василий Дмитриевич выдал свою дочь замуж за сына Патрикия
Наримонтовича — Юрия. В жилах потомков Юрия Патрикеевича смешалась, таким
образом, кровь основателей двух династий — Ивана Калиты и Гедимина.
Внуком Юрия Патрикеевича и был один из лучших
полководцев средневековой Руси князь Даниил Васильевич Щеня. Служа верой и
правдой двум "государям всея Руси" — Ивану III и Василию III, Даниил
своим мечом добыл для них немало городов и земель. Если бы в ту эпоху
существовали особые медали за взятие городов — он имел бы их за Вязьму,
Смоленск, Вятку; если бы тогда существовали боевые ордена — вероятно, он был бы
их полным кавалером. По-видимому, он был чужд придворной борьбы и потому
благополучно пережил ряд "политических процессов" конца XV — начала
XVI в., на которых в числе обвиняемых выступали и его сородичи…
Биография князя Даниила, как, впрочем, и многих других
военачальников той эпохи, может быть представлена лишь сохранившимися в
источниках скупыми сведениями об их назначениях и походах. Живое лицо человека
и даже степень его личного участия в военных операциях чаще всего скрыты за
стеной молчания летописей. Князь Даниил впервые появляется в источниках в
1457 г., когда вместе с дядей, И. Ю. Патрикеевым, и старшим братом Иваном
Булгаком он пожертвовал сельцо в Московском уезде митрополичьему дому (38, 32).
Есть основания думать, что отец Даниила князь В. Ю. Патрикеев умер в молодости.
Вероятно, воспитанием племянника занимался его дядя — И. Ю. Патрикеев, один из
виднейших московских бояр последней трети XV в.
Даниил Щеня явно не принадлежал к числу временщиков,
стремительно возносившихся из безвестности и так же внезапно исчезавших во
мраке застенка или "молчательной кельи" дальнего монастыря. Он шел к
славе путем медленного и неприметного восхождения по лестнице собственных
заслуг и достоинств. И потому мы вновь встречаем его в источниках лишь 18 лет
спустя, да и то в скромной роли одного из "бояр" — в широком смысле
этого слова — свиты Ивана III, сопровождавшей его во время мирного похода в
Новгород в 1475 г. (38, 32). После этого он надолго уходит в
неизвестность. Лишь в 1488 г. Даниил вновь является на исторической сцене,
но опять-таки в качестве второстепенной фигуры. Известно, что в числе других
знатных лиц он присутствовал на приеме посла, прибывшего в Москву от императора
Священной Римской империи (38, 32).
|