|
Братья-наместники
Геннадий
никогда бы не выступил самостоятельно, не синхронизировав свои действия со
светскими властями. Пик репрессий против новгородской элиты пришелся на зиму
1488/89 года. С учетом того, что расследование и принятие решения относительно
заговорщиков (или жертв оговора) занимало многие месяцы, получается, что
архиепископ все сделал «вовремя». (А.А. Зимин не только отмечает совпадение по
времени опалы на новгородцев с началом преследования Геннадием еретиков, но и
безусловную связь между этими событиями)
Внешне
церковный наместник, как и наместник светский? выполнял волю Ивана III.
Зарекомендовав себя преданными слугами государя, искоренителями крамолы,
Захарьины в то же время руками архиепископа ловко наносили удар по окружению
великого князя. Что касается Геннадия, то широковещательное обличение еретиков
давало владыке относительную гарантию его благополучного будущего. Как бы
неприязненно не относился государь к новгородскому архиерею, было ему не с руки
выступать против борца с вероотступниками. А Геннадий между тем все раскручивал
расследование. В феврале 1489 года Гонзов сообщил удалившемуся на покой
архиепископу ростовскому Иосафу о том, что он вместе с Захарьиными провел новое
расследование, но еретики «всех своих действ позаперлись».
Так
Иван Васильевич попал в крайне щекотливое положение. Надежда на то, что
раскрытие ереси удастся замолчать, не сбылась. Благочестивое усердие Геннадия
обличало окружение государя и его самого. Нетрудно представить, как
злорадствовали удельные князья, прознав, что их державный братец собрал вокруг
себя еретиков, и как негодовал на бывшего любимца Иван Васильевич, догадываясь
о подоплеке архиерейского усердия. К 1490 году отношения великого князя с
новгородским владыкой накалились до такой степени, что Геннадию запретили въезд
в Москву.
Архиепископ
умело пособил братьям-наместникам, а Захарьины приняли деятельное участие в
борьбе с еретиками и, вероятно, пообещали вступаться за имущественные права
Софийского дома. Во всяком случае, в бытность их в Новгороде новых конфискаций
не последовало. Как замечает Р.Г. Скрынников, Захарьины участвовали в пытках
подозреваемых, самолично снимали допросы. Они не только помогали владыке в розыске,
но и направляли его в нужное русло. Так некий еретик Самсонка сообщил, что
новгородские еретики постоянно «поучалися» у Курицина, который «начальник всем
тем злодеем». Важная деталь – владыка Геннадий разъяснил, что настоящие
признания были вырваны под пыткой и занимались этим богоугодным делом люди
наместника. «Аз ли того Самсонка мучил, – оправдывался архирей, –
ведь пытал его сын боярский великого князя, а мой был только сторож».
У
Захарьиных, судя по всему, были свои причины посредством разоблачения ереси
поквитаться с фаворитами Ивана Васильевича, и в первую очередь с «великим
временным человеком», как именовали современники Ивана Патрикеева. Неизвестно,
как потомок Гедимина относился к вопросам веры, но, как политик, в вопросе
престолонаследия он поддерживал Ивана Молодого и Елену Волошанку. Участники
кружка Елены были его естественными союзниками. Основатель рода
Кошкиных-Захарьиных Андрей Кобыла прибыл в Москву из Прибалтики за два столетия
до описываемых событий, и его потомки считали себя коренным московским родом,
имеющим полное право претендовать на самые высокие посты, которые, однако, все
чаще доставались лицам, недавно перешедшим на московскую службу.
Н.П.
Павлов-Сильванский, сообщая о засилье княжат, оттеснивших на второй план
большую часть старых боярских родов, отмечает, что «с некоторым успехом
держался род Кошкиных из первостепенного московского боярства». Но этот
относительный успех достигался немальм напряжением сил. Соперничество
Захарьиных и Патрикеевых, то затихая, то обостряясь, прослеживается на
протяжении полутора веков. Дед братьев-наместников Иван Федорович Кошка был тем
самым большим боярином великого князя Василия Димитриевича, которого «заехали»
прибывшие из Литвы Патрикеевы в самом начале XV века. Вспомним желчный выпад
Юрия Захарьина против Даниила Щени перед битвой при Ведроши. На церковном
соборе 1531 года, разбиравшем обвинения против Максима Грека и сына Ивана
Юрьевича Патрикеева Василия (в иночестве Вассиана), в качестве одного из
главных обвинителей выступал сын Юрия Захарьина Михаил. Примечательно, что он
упирал на то, что обвиняемые отступили в «жидовской закон».
В
50-е годы XVI века противостояние возобновилось в виде соперничества клана
Захарьиных и Избранной рады, которую можно в определенном смысле назвать
преемницей придворного кружка времен Ивана III. Возвращаясь к
братьям-наместникам, стоит отметить тесную связь Захарьиных с другим старомосковским
кланом – Морозовых. Тетка новгородских наместников была замужем за И.Г.
Морозовым. Юрий Захарьин был женат на дочери сподвижника Софьи Палеолог И.Б.
Тучки Морозова, попавшего в опалу в 1485 году. Так что связь видного боярина с
«партией реванша» подкреплялась матримониальными узами. На упоминавшемся
процессе Максима Грека помимо М.Ю. Захарьина обвинителями выступали его
двоюродный дядя М.Б. Тучков с сыном Василием – такой вот своеобразный «семейный
подряд».
Первая
решительная атака Захарьиных против тогдашних фаворитов была осуществлена
именно в Новгороде. Отметим, что «герой»
сражения
при Орше, «не сработавшийся» с племянником И.Ю. Патрикеева, Иван Андреевич
Челяднин был сыном боярина Андрея Федоровича Челяднина, посланного наместником
в Новгород на смену Захарьиным. Другой сын А.Ф. Челяднина Василий известен как
большой друг Иосифа Волоцкого. Морозовы также имели устоявшиеся связи с городом
на Волхове, многие из представителей этого старомосковского рода назначались на
новгородское наместничество. По всей видимости, Новгород не случайно стал
опорным пунктом, откуда «партия реванша» начала свой поход на Москву.
|