Значение мирного договора для России было велико.
Граница с Литовским княжеством на западе значительно отодвигалась. Создавалось
два плацдарма для дальнейшей борьбы за русские земли: один был нацелен на
Смоленск, а другой вклинивался в толщу северских земель. Александр, ратифицируя
договор, мог обольщаться мыслью о крупном дипломатическом успехе.
Территориальные потери были для него не столь уж значительными, ибо касались
прежде всего земель «служебных князей», являвшихся очагом беспрерывных мятежей
и беспорядков. Зато благодаря своему браку Александр, видимо, рассчитывал
приобрести союзника на Востоке, который поможет справиться с опустошительными
татарскими вторжениями. Если подобные надежды у литовского князя были, то уже
ближайшее будущее показало, что он глубоко заблуждался.
В августе 1494 г. Москву посетило посольство Яна
Хребтовича с целью уточнить условия вступления в брак Елены Ивановны.
Главнейшим из них для Ивана III было обязательство Александра «не нудить»
(принуждать) будущую жену к переходу в католичество. Дело было не только в
великой княгине. Оставаясь верной православию, она была представительницей
Москвы во враждебном стане, как бы центром притяжения всей массы русского,
украинского и белорусского населения (от княжат до крестьян и мещан) —
Александр же рассчитывал склонить княгиню к католичеству и тем самым избежать
неприятных проблем, связанных с разноверием супругов. Словом, давая гарантии не
принуждать жену к перемене веры, он вряд ли намеревался их выполнять. Но так
или иначе 15 января 1495 г. с большой свитой Елена Ивановна покинула
Москву и через месяц прибыла в Вильно. 3 февраля отправлен был «на прожитье» к
Елене (а по существу для надзора за соблюдением условий ее жизни в Литве) кн.
В. В. Ромодановский. Уже в августе в Литву послали Б. В. Кутузова с
напоминанием литовскому князю, чтоб тот «не нудил» свою супругу перейти в
католичество. Завязывался новый узел противоречий, который
литовскому князю придется безуспешно распутывать долгие годы.
Знающему возможности России и Литовского княжества и
конкретные условия, сложившиеся в 1493 г., может показаться странным,
почему Иван III прекратил военную конфронтацию с Александром и согласился
заключить мирный договор на условиях, которые могли быть и более оптимальными.
Позднее Иван III выражал недовольство участниками переговоров кн. С. И.
Ряполовским и кн. В. И. Патрикеевым за их «высокоумничанье». Возможно, дело
было в том, что в 1494 г. князья не добились лучших условий мирного договора.
Можно было бы также предположить, что Ряполовский и Патрикеев были сторонниками
литовско-русского сближения и поэтому отказались от более
энергичного давления на литовских представителей. Можно попытаться найти ключ к
пониманию условий договора 1494 г. и в обычной осторожности Ивана III,
предпочитавшего химерам возможных благ реальные политические результаты. Но
было и еще одно обстоятельство, которое не следует забывать.
Иван III принадлежал к числу политиков, которые
отличаются методичностью в решении поставленных задач. Очевидно, время
решительного столкновения с Литвой, по его мнению, еще не наступило. Перед
началом нового натиска на Западе необходимо было обеспечить северные и
северо-западные рубежи. Постройка Ивангорода в 1492 г. была первой ласточкой
нового курса внешней политики России. Улучшились отношения с Данией. В
1494 г. вернулось посольство, которое привезло русско-датский договор. В
начале 1494 г. Иван III начал решительную борьбу с ганзейскими торговыми
привилегиями в Новгороде. Ганзейцы лишались права «колупать» (пробовать)
приобретаемый воск и требовать наддачу к мехам, которые они покупали у
новгородцев.
Борьба против ганзейской торговой монополии в конце
XV в. была общеевропейской: ее, в частности, вели Англия и Дания. К тому
же Ганза являлась союзником Швеции, а в 1494 г. Иван III вел интенсивную
подготовку к войне за карельские земли, некогда захваченные шведами. Поэтому
удар по Ганзе был направлен и против Швеции. 18 сентября в Москву прибыли
ганзейские представители — Томас Шрове (из Дерпта) и Готшалк Реммелинкроде (из
Ревеля). Начались трудные переговоры. Ганзейцы жаловались на самовластные
действия новгородских наместников. В ответ им предъявили претензии Дмитрия и
Мануила Ралевых, которым во время их проезда через Ревель причинен был
значительный материальный ущерб. Едва ганзейские представители отправились в
обратный путь, как 14 ноября их схватили в Бронницах и доставили под стражей в
Новгород. Шрове вскоре отпустили, а Реммелинкроде был задержан. Стало известно,
что в Ревеле ганзейцы сожгли одного русского (его обвинили в содомском грехе),
а другого сварили в котле (он обвинялся в подделке монет). Эта весть
переполнила чашу терпения государя, и он распорядился «поимать» ганзейцев в
Новгороде, конфисковать их товары, а Ганзейский двор закрыть.
Шведский хронист Олай Петри (умер в 1552 г.)
объяснял закрытие Ганзейского двора происками датского короля. Тенденциозность
этого сообщения очевидна. В русско-датском договоре 1493 г. и в других
источниках нет и намека на какие-либо попытки Дании повлиять на ганзейскую
политику Ивана III, которая определялась его стремлением защитить интересы
купечества. Но конечно, торговые и дипломатические отношения с Данией при этом
учитывались. Нельзя сбрасывать со счетов и общее
недоброжелательное отношение великого князя к Новгороду, а также его стремление
ослабить экономические позиции основного торгового конкурента Москвы.
Ликвидация Ганзейского двора укладывается в систему мероприятий Ивана III по
борьбе с «новгородской крамолой» в 80-90-е годы.
|