О первом из миротворческих походов Сергия — в Ростов —
известно очень мало. На основании старинной «Повести о Борисоглебском
монастыре» можно заключить, что радонежский игумен приходил в Ростов около 1363
года (101, 104). На обратном пути по просьбе монахов Федора и Павла он
основал в 18 верстах от города «пустынную» обитель, храм которой был посвящен
страстотерпцам Борису и Глебу. Примечательно, что святым князьям была посвящена
и дворцовая церковь ростовских князей.
Поход Сергия в Ростов, несомненно, был связан с
попыткой местного князя Константина Васильевича выступить против великого князя
Дмитрия Ивановича Московского. Трудно сказать, как воспринял ростовский князь
увещания игумена. Известно лишь, что в следующем году он уступил Ростов своему
племяннику князю Андрею Федоровичу, за спиной которого стояла московская боевая
сила, а сам уехал жить в Устюг.
Более подробно можно рассказать о походе Сергия в
Нижний Новгород. И начать здесь придется издалека.
Митрополит Алексей, арестованный в Киеве в 1358 году,
в начале 1360 года бежал из литовского плена и возвратился в Северо-Восточную
Русь. Обстановка, с которой он здесь столкнулся, резко отличалась от той, что
существовала накануне его отъезда в злополучную поездку по юго-западным епархиям.
13 ноября 1359 года в возрасте 33 лет скончался великий князь Иван Иванович,
прозванный Красным. После него остались два сына — девятилетний Дмитрий и
пятилетний Иван. В том же году был свергнут с престола и убит кровавый хан
Бердибек. В Орде вспыхнула новая усобица, обещавшая быть длительной и
ожесточенной.
В этих условиях недруги Москвы — а к ним принадлежал
едва ли не каждый второй князь Северо-Восточной Руси — воспряли духом. Первым
решил воспользоваться сложившимся положением суздальский князь Дмитрий Константинович
— второй из четырех сыновей умершего в 1355 году честолюбивого и
могущественного суздальско-нижегородского великого князя Константина
Васильевича. Еще в 1353 году Константин Васильевич пытался «обойти» Ивана
Красного и получить великое княжение Владимирское. Однако тогда он потерпел
неудачу. Теперь мечту отца решил осуществить сын — князь Дмитрий
Константинович. Он «не по отчине, не по дедине», то есть не по праву наследования
и преемственности, а лишь по произволу нового хана Навруса получил владимирский
престол. 22 июня 1360 года Дмитрий торжественно въехал в древнюю столицу
Северо-Восточной Руси. Митрополит вынужден был признать нового великого князя и
присутствовать на его вокняжении.
Алексей понимал, что ход событий ставит под угрозу всю
кропотливую созидательную работу московских Даниловичей, а главное — добытую
ими животворную «тишину», безопасность Руси. Если при Иване Красном положение
Москвы как ведущего политического центра Северо-Восточной Руси пошатнулось, то
теперь ее стягу грозило окончательное падение. Вместе с падением дома Даниила
неизбежно должна была начаться череда междукняжеских войн. В итоге
Северо-Восточная Русь в своем политическом развитии могла быть отброшена к тому
состоянию, в котором она находилась в начале XIV века. А это означало новую
кровь и новые преступления…
Такой поворот дел казался особенно горьким в условиях,
когда в стане «поганых» разгоралась «великая замятия», дававшая надежду всем,
кто тяготился владычеством Орды. Пользуясь усобицами чингизидов, литовский
князь Ольгерд деятельно разворачивал наступление на ее владения в Среднем Поднепровье,
сталкивал между собой предводителей различных степных орд. А Москва, вместо
того чтобы возглавить борьбу северорусских земель за освобождение от власти Орды,
должна была — в который раз! — идти войной на своих же соотечественников.
Отыскивая свое место в происходивших событиях, Алексей
учитывал и еще одно: программа «неделимой» киевской митрополии, которую он —
понимая ее как общерусскую, патриотическую, — не щадя сил, отстаивал в
50-е годы, оказалась несостоятельной. Первый удар ей нанесли греки, утвердившие
литовского митрополита Романа, а последний — князь Ольгерд, приказавший, в
нарушение всех прежних норм отношений между светскими и духовными правителями,
схватить и бросить в темницу «московского» митрополита. Алексей понимал, что он
никогда уже не сможет возглавить всю Русскую Православную Церковь.
Путь во владения Ольгерда и других литовских князей
отныне был ему заказан. А между тем там находилась не менее чем половина всех
тогдашних православных русских епархий. Под властью Алексея оставались
тверская, новгородская, ростовская, суздальская, брянско-черниговская,
рязанская, смоленская, сарайская и собственно митрополичья епархии. Однако и в
них он мог чувствовать себя уверенно лишь в том случае, если за ним стояла
военно-политическая мощь великого князя Владимирского. А между тем новый владимирский
князь Дмитрий Константинович, несомненно, имел уже своего кандидата на место
«москвича» Алексея.
Все эти тревожные обстоятельства заставили Алексея
перевоплотиться. Его богатая натура открылась новой гранью: в начале 60-х годов
он стал во главе московского боярского правительства, сумел пресечь внутренние
распри, собрать в кулак московскую боевую силу. Многие вспоминали тогда слова духовной
грамоты Семена Гордого, обращенные к братьям: «А слушали бы есте отца нашего
владыки Олексея» (2, 14). Братьев Семена уже не было в живых. Но их дети
— Дмитрий Московский и Владимир Серпуховской — выполняли последнюю волю Семена
Ивановича.
В 1362 году, получив ярлык от одного из соперничавших
за власть ханов, 12-летний московский князь начал открытую борьбу с Дмитрием
Константиновичем Суздальским. За спиной московского князя-отрока стоял
митрополит Алексей и весь цвет московского боярства. «Послужим государю малу, а
от великого честь приимем, а по нас и дети наши», — говорили бояре. И
памятливый летописец записал их разумное суждение.
|