Уже в середине 40-х годов XV в. началась
перестройка Государева двора. Он разделился на Дворец, оставшийся
хозяйственно-административной организацией, которая обеспечивала нужды великого
князя, и Двор — военно-административную корпорацию, ставшую ядром вооруженных
сил Московского великого княжества. Двор возглавляли князья Оболенские, Ф.В.
Басенок и другие видные военачальники. Именно Двор стал организатором побед Василия
II и кузницей кадров для администрации Русского государства.
Наряду с боярами и детьми боярскими (дворянами) к
исполнению государственных поручений стали привлекаться и потомки правителей
когда-то самостоятельных княжеств (суздальские, ростовские, ярославские и
прочие князья). При этом стародубские и оболенские князья, тесно связанные с
Двором, порывая связи со своими старинными владениями, начали входить в
Боярскую думу. Суздальские и ростовские князья посылались князьями-служебниками
в пока еще независимые города (Новгород и Псков).
Тогда еще не была приметной активная деятельность
княжеской канцелярии (дьяков, казначеев и прочих «слуг»). Княжеские
администраторы этого ранга происходили из числа холопов, выходцев из духовной
среды и торгового люда. Казначеев среди холопов называет княгиня Евпраксия в
завещании 1433–1437 гг. Василий II около
1461–1462 гг. отпускает на свободу своих казначеев и дьяков.
Около 1455–1462 гг. казначеем назван Остафий
Аракчеев. Судя по подписи, он был и дьяком. Происходил
Аракчеев из татар (его татарская тамга так и расшифровывается: Уракчиев).
Личный аппарат великого князя был еще патриархальным, связанным с вотчинным
управлением. Впрочем, к концу правления Василия II среди дьяков появляются уже
видные деятели. Из десяти поименно известных дьяков великого князя Василия
Васильевича пять известны с 1455 г. Степан Бородатый прославился и своим
умением читать летописи, и мастерским ведением дипломатических переговоров (с
Литвой в 1448 г.), и тем, что в 1453 г. выполнил более чем деликатное
поручение великого князя, касающееся Дмитрия Шемяки. Алексей Полуектов
отличался самостоятельностью суждений. Он, в частности, «из старины
печаловался», чтобы отчина ярославских князей «не за ними была».
В середине 50-х годов XV в., как установил Л.В.
Черепнин, происходила перестройка иммунитета. Вместо грамот на
отдельные владения с определенными привилегиями начинают все более часто
выдаваться пожалования на комплексы владений с разнообразным набором
привилегий.
Особое внимание уделялось при этом районам, в которых
было сильно влияние Дмитрия Шемяки (Галич, Углич, Бежецкий Верх) или других
удельных князей (Радонеж). Получение податных льгот должно было содействовать
умиротворению этих земель. В благодарность за активную поддержку великокняжеской
власти щедрые льготы получает и митрополия.
С целью содействовать восстановлению хозяйства
владений, разоренных междоусобной борьбой и татарскими набегами, правительство
гарантирует длительные льготы (освобождение от уплаты дани и других налогов) бежавшим
«старожильцам», которые возвращались на пепелища, или людям, призванным
вотчинниками «из иных княжений».
Впрочем, этих «иных княжений» становилось все меньше,
и льготы выходцам из них практически не реализовались. Больше действовал не
пряник, а кнут: запрет перехода серебряников во все дни, кроме Юрьева, запрет
принимать великокняжеских крестьян, возврат ушедших тяглецов и т. п.
Иной характер носила политика в отношении судебного
иммунитета. Общая тенденция его развития сводилась к сокращению судебных
привилегий землевладельцев. Все чаще дела о разбое, убийстве, грабеже с
поличным изымались из их ведения и передавались наместничьему аппарату.
Получившая военную закалку администрация Василия II стремилась обеспечить в
стране надежный порядок.
В круг судебных реформ входит и издание так называемой
Записи о душегубстве. В ней подтверждена была существовавшая
издавна подсудность дел о душегубстве во владениях удельных князей, «тянувших к
Москве», большому московскому наместнику. Речь шла о владениях князя Василия
Ярославича (Серпухове, Суходоле, Звенигороде), а также о «дмитровских
волостях». Единственное исключение составляла Руза, не входившая в середине
50-х годов XV в. в чей-либо удел. Отсутствие в Записи Дмитрова объяснялось
тем, что этот город подсуден был тогда сыну Василия II Юрию, т. е.
практически великому князю.
|