|
Глава 2: «К
Москве хотим»
Тревожно было в старом городе. То тут, то там
вспыхивали пожары. Летом «знамение страшно» случилось в Хутынском монастыре:
над гробом его основателя Варлаама начался пожар от свечи. Загорелись иконы,
запылали паволоки, сгорел жезл святого. На Прусской улице от двора Фефилата
Захарьина погорели дома по обе стороны, «огорел» и храм архистратига Михаила.
Горело и в Неревском конце — «от святаго Лазаря по обе стороны», и Зверин монастырь,
а в монастыре святого Николы от жара расплавились колокола. И все «по нашим
злым грехам и неправдам», как старательно и неизменно подчеркивает летописец.
Во всем этом, вообще говоря, не было ничего
необычного. Пожар в средневековой Европе —повседневное явление. Скученные на,
узких улочках с нерегулярной планировкой города давали пламени легкую и
обильную пищу. Горела и деревянная средневековая Русь. Чуть не каждый год
вспыхивали пожары в Москве, и сам Кремль не раз сгорал дотла. Но мрачные
сентенции летописца придают пожарам в Великом Новгороде какой-то особый,
зловещий смысл.
Отношения с сюзереном .оставались напряженными.
Новый Великий князь, двадцатидвухлетний Иван
Васильевич» ..не торопился сказать свое слово. Без его участия новгородцам
удалось заключить трехлетнее перемирие со шведами, - капавшими было на Орешек.
Только в конце декабря собралась наконец в Москву
делегация — ответ на прошлогоднее,посольство. «О смирещи мира» ехал к новому
великому князю Иона, а с ним трое посадников и два представителя житьих. Весь
январь тянулись переговоры. Но хотя и сам великий князь. с братом Юрием, я
митрополит всея Руси, суровый аскет Феодосии, «въздаша честь» послам Великого
Новгорода, соглашения достичь не удалось: «о бланемь миру не успеша ничто же»,
по словам новгородского летописца.
Жизнь шля своим чередом. Архиепископ Иона, вернувшись
из Москвы, закладывал и освящал новые храму; в том числе и в память Евфимия,
своего предшественника, причисленного к лику святых. Но на северо-западе
Русской земли собиралась гроза. Переход Пскова под непосредственный патронат
великого князя был важнейшим событием, существенно изменившим всю щритическую и
стратегическую ситуацию. И когда в марте 1463 года орденские немцы напали на
построенный псковичами Новый городок и «начаша пущичамн шибати» (стрелять из
пушек) по этому городку, а псковские «исады» (рыболовйые угодья) «воёвати и
жещи», великий, князь Шаи Васильевич отправил на помощь Пскову свою рать во
'главе с воеводой князем Федором Юрьевичем Шуйским.
Едва ли можно удивляться, что псковичи не остались
равнодушны к этой прямой измене своего вчерашнего союзника и патрона.. В ответ
на предательство господы они «отнята землю я воду «ладычню» и, по мнению,
новгородцев, тем самым и «алый свой норов обнажиша. Архяенископ был теперь
лишен всех доходов с псковской частн- Своей епархии. Фактически это был полный
разрыв церковных (и политических) связей с Новгородом. И господа пошла яа этот
разрыв. «Новгородцы же биша челом- немцем, Чтобы им пособили про-тиву псковичъ;
и немцй ршисй (обещали.— Ю. А.) пособити»,— сообщает псковский летописец.
Отказав р помощи русскому городу господа заключила союз против него с его
врагами.
Поведение господы в конфликте с Орденом означало
фактически разрыв с самим великим князем и со всей Русской землей. И бояре
отлично понимали это. К королю Казимиру отправился посол Олферий Васильевич
Слизин «о княжи возмущении еже на Великий на "Новъгород Ивана
Васильевича». Посольство н зарубежному королю с жалобой на сюзерена —
неслыханное нарушение феодальной верности, той самой- «старины», которую так
чтили в Новгороде. Это был прямой, открытый призыв к интервенции, к
вмешательству Казимира во внутренние дела Русской земли.
«..В Новгород Великий и во Пъсков, и во вся
Новгородская и во Пъсковская места... королю и великому князю не вступатисе»
обязывался Казимир, король Польский и великий князь Литовский, заключая договор
с великим князем Василием Васильевичем в 1449 году. Посольство Олферия Слизина
давало королю повод нарушить мирное докончание.
Но бояре не ограничились посольством к Казимиру.
Другой посол, Микита Левонтъев, отправился в Литву к князьям-эмигрантам — Ивану
Андреевичу Можайскому и. Ивану Дмитриевичу Шемячичу. Немало русской крови
"пролилось из-за этих князей в долгие годы феодальной смуты. Это он, князь
Иван Андреевич, февральским Днем 1446 года в Троицком соборе Сергиева монастыря
указал боярину Никите Добрынскому на распростертого в молитве великого князя
Василия: «Возьми его». Вчерашний союзник Василия, Иван Андреевич переметнулся
теперь к Шемяке. И к этим-то князьям Обратилась новгородские бояре е призывом
«побороть по Великом Невегороде от князя великого...» И князья обещали
«побороть, кзко Бог изволи».
А ведь в Яжелбицком докончавни было сказано; «Великому
Новугороду князя Ивана Андреевиче Можайского и его детей, и князя Ивана
Дмитреевиче Шемякина 8 его "детей... не приимати». Где же торжественное
целование креста «по любви-, в правду, безо всякой хитрости»?
Средние века любили, клятвы, придавали большое
значение обетам, ценили честь, берегли традицию. Но все это отступало на задний
план, когда вставал вопрос о реальных жизненных интересах, о том, «быть или не
быть». Наши летописи говорят о клятвопреступлениях не меньше, чем королевские
хроники Шекспира. Новгородские бояре не составляли исключения.
Однако летом 1463 года в новгородских посольствах шла
речь не о борьбе за власть между претендентами и даже не о спасении жизни. Речь
шла о неизмеримо большем —о судьбах Русской земли. Не прошло и десятка лет
после кровавой феодальной смуты, а над многострадальной страной снова начали
сгущаться тучи.
Польского короля и мятежных князей звали на Русь
новгородские бояре, звали на борьбу с великим князем, на борьбу с подымающейся
Москвой, вокруг которой сплачивались материальные и моральные силы русского
народа.
Летом и осенью ll63 года Русская земля стояла на
пороге большой Войны. Но вдруг все переменилось.
|