Наутро через реку началась перестрелка из лукоз и, как
было принято в средние века (да и раньше, со времен Троянской войны, если
верить Гомеру), перебранка.
По словам ростовского владычного летописца, новго»
родцы «гордостью своею величающеся, и надеяхуся на множество людей своих, и
глаголаху словеса хульнаа на наших». Но новгородский летописец молчит о
гордости и похвальбе. Он рассказывает о распрях в стане новгородцев. Владычный
полк отказался участвовать в битве: «владыка нам не велел на великого князя
руки подынути, послал нас владыка на Псковичь». Рядовые новгородцы, те самые
«плотницы и горчары», которых силой посылали в поход, начали «вопити на больших
людей»: «Ударимся ныне! Яз человек молодыи, испро-теряхея конем и доспехом».
Их можно было понять: долгий поход был, не под силу
неопытным, плохо снабженным воинам. Сражение должно было решить все. Можно было
понять и владычного воеводу: нареченный, но еще не утвержденный архиепископ
Феофил не хотел ссориться с великим князем. Он ведь был представителем
«умеренных». На берегах Шелони происходило что-то вроде вечевой сходки.
Князь Даниил Холмский и Федор Хромой были опытными
воинами. «Господине и братиа наша! Лутче нам есть зде главы своя покласти...
нежели с срамом возвратитися». Оседлав коней, войско бросилось к бродам через
глубокую Шелонь.
Не всем удалось воспользоваться бродом. Многим
пришлось добираться вплавь.
Разбросанные течением, выходили московские всадники на
левый берег, отделенный от реки широкой полосой песка. С копьями и сулицами
бросились на них новгородцы. По их словам, им даже удалось отогнать москвичей
за Шелонь, но тут на них якобы ударили из засады татары. Это маловероятно. Новгородский
летописец любил все неудачи сваливать на татар. Об их участии в Шелонской битве
не говорят ни московские, ни псковские источники. Известно, что вассальный
«царевич» Даниар шел в правой колонне со Стригой Оболенским, а не в левой с
князем Холмским. Да и сами условия боя на Шелони, как они описываются всеми
источниками, исключают возможность действия засадного полка, равно как и
обратный переход через Шелонь москвичей, преследуемых новгородцами.
Картина боя, вероятно, была такой. Стремительная
переправа московской конницы через реку застала новгородцев врасплох. Они не
успели изготовиться к бою и оказали мужественное, но неорганизованное
сопротивление. Страшный для средневековой пехоты удар кавалерийской массы могли
выдержать только очень опытные и искусные воины, заранее изготовившиеся к бою.
Видавшая виды английская пехота, ожидая атаки французской конницы, втыкала в
землю частокол из копий. Могли ли это сделать «плотницы и горчары»?
Типичная сцена средневекового сражения. Рубя и коля
направо и налево, конница в защитных доспехах мчится по трупам пехоты и сбитых
с коней вражеских всадников. «Множество же изсекоша бесчислено, яко не мощи на
коне ездити в трупии их». На двенадцать верст гнали московские всадники бегущих
новгородцев, рубили, сбивали с коней, брали в плен, Но на двенадцать верст с
поля боя могли бежать только конные воины, дружины новгородских бояр и
посадников, лучшие всадники владычного полка, на лучших, выносливых, выезженных
конях. А «плотницы и горчары»? «Меньшие», «черные люди», «испротерявшиеся»
доспехом и не умеющие ездить как следует на конях? А пехота?
Двенадцать тысяч новгородцев пало на поле сражения.
Цифра правдоподобная и страшная в своем правдоподобии. Ведь даже в крупных
городах того времени насчитывалось только по нескольку тысяч дворов. Осиротели
дворы гончаров и плотников. Их хозяева полегли на берегу Шелони.
Две тысячи пленных привели в свой стан победители.
Василий Казимир, Дмитрий Борецкий, Кузьма Григорьев, Яков Федоров, Матвей и
Василий Селезневы («сестричичи» Казимира), Павел Телятев, Кузьма Грузов...
Посадники, бояре, воеводы... Цвет новгородской аристократии, элита Неревского
конца, Прусской улицы... Опора «литовской» партии... Политики, заключавшие договор
с королем...
Разгром под Русой пятнадцать лет назад был детской
игрой по сравнению со страшной трагедией на Шелони. Не отдельный отряд, не
передовая рать, а главные силы боярской республики были смяты, уничтожены,
растоптаны московской конницей. Военное могущество господы рассеялось как дым.
Василию Казимиру и его «сестричичам», Дмитрию
Борецкому и другим воеводам не хватило ни воинского искусства, ни воинской
доблести. Их москвичи «руками яша». Никто из них не предпочел смерть на поле
боя московскому плену. Правда, они еще не знали, каким будет он для них. В
средневековых войнах феодалы гораздо охотнее сдавались в плен, чем «плотницы и
горчары», ведь они могли надеяться на выкуп, а кто станет выкупать рядового горожанина?
С топорами и рогатинами в руках умирали они на поле боя, а бояре-предводители
сдавались в плен.
«О, мъного победы, братье, бещисльное число, аки не
можеть ум человечьск домыслити избьеных и повязаных!»—так писал когда-то старый
новгородский летописец о знаменитой Липицкой битве. Весной 1216 года после долгого
похода вступили новгородцы в Суздальскую землю. Во главе их шел их любимец
князь Мстислав Удалой. На Липицком поле, перед лицом вражеских полков,
«новъгородци же съеедавъше с конь и порты съметавше, босии, сапоги съметавъше,
поскочиши...». Босое пешее воинство налегке стремительно ударило по противнику.
И князь Мстислав, видя это, воскликнул: «Не дай Бог, брате, выдати добрых
людей!» С конной дружиной своей он прорезал пеший строй. И дрогнули ряды
суздальцев и переяславцев, и побежали с поля сражения их князья. Это было за
двести пятьдесят пять лет до Шелони. Но Мстислав Удалой, праправнук Мономаха,
не был похож на воеводу Василия Казимира и его товарищей, да и новгородцы
сражались тогда не за интересы польского короля. На Шелони все было по-другому.
Никто не сражался впереди всех, увлекая своим примером. Рядовые умирали,
воеводы сдавались в плен. Над одряхлевшей, выродившейся боярской республикой
занимался кровавый закат. Сражение на Шелони 14 июля 1471 года — один из
переломных моментов истории Русской земли. На берегу Шелони пали не только
стяги новгородских бояр. Потерпела сокрушительное, непоправимое поражение вся
старая политическая система удельной Руси. Победа на Шелони — это не только победа
великокняжеской Москвы над боярским Новгородом. Это победа нового над старым, будущего
над прошлым, единства над раздробленностью, победа Русской земли над ее
врагами— внутренними и внешними. Как всякая победа на поле сражения, она
досталась дорогой ценой — ценой крови и слез. Триумф победителей — трагедия
побежденных. «Шум в полках со всех сторон звучащу славу заглушает, и звону труб
ее мешает плачевный побежденных стон», как писал века спустя великий Ломоносов.
«Плачевный побежденных стон», трагедия новгородских воинов, павших на Шелони во
имя своего города, своих привычных порядков, своего понимания справедливости,—
эта трагедия не должна быть забыта. Но не должно быть забыто и другое.
Шелонская битва была спасением для Русской земли. Она открыла нашему Отечеству,
Москве и Новгороду, путь к единству и независимости. Старая удельная Русь
умерла на Шелонском берегу. Родилась новая Русь, единое, централизованное
государство.
|