Шел август 1375 года. Великий князь Дмитрий Иванович
(которому вскоре предстояло стать Донским) со своими полками обложил Тверь — решался
вековой спор о первенстве на Руси. И Ольгерд Литовский, и фактический правитель
Орды Мамай поддерживали Михаила Тверского. А на стороне Дмитрия Московского
была Русская земля и сами тверичи, которые «в злоблении» на своего не в меру
честолюбивого князя послали к Дмитрию Ивановичу «с челобитьем, прося миру и
даяся во всю волю великого князя». Победа Дмитрия была полной, бесспорной и
бесповоротной, тем более что он, проявив редкое для средних веков великодушие
(а также ценимые во все века здравый смысл и политическую дальновидность), «не
въсхоте видети раззорение града и погыбели людскые и кровопролития християном»,
пощадил Михаила и заключил с ним мир. Теперь-то первенство Москвы было
обеспечено, что и подтвердилось пять лет спустя на залитом кровью Куликовом
поле.
Господин Великий Новгород признавал великого князя
всея Руси своим сюзереном: по зову Дмитрия Ивановича
новгородские полки отправились под Тверь «изводя честь своего князя». Правда,
они подоспели к самому концу осады и стояли под городом всего четыре дня (а
осада длилась месяц).
Но гораздо важнее было другое. В те же самые
августовские дни снова «из Великого Новагорода идоша разбойницы в 70 ушкуев».
Воеводами у них на этот раз были некий Прокоф и еще какой-то «смольянин»,
которого московский летописец не знает по имени. Первому удару подверглась
Кострома — великокняжеский город, защищаемый воеводой Александром Плещеем,
родным братом митрополита всея Руси Алексия. Подойдя к городу, ушкуйники
высадились на берег. По словам московского летописца, у Плещея было более пяти
тысяч воинов, включая сюда вооруженных костромских горожан, а ушкуйников —
всего две тысячи. Но Прокоф — ушкуйник — оказался смелым и искусным
полководцем, который сделал бы честь любому войску. Половину своих сил он
пустил в обход, и они, обойдя костромичей лесом по можжевельнику, неожиданно
ударили им о тыл. Как почти всегда в таких случаях, началась паника. Воевода
Плещей проявил себя далеко не лучшим образом... Не отдав никакого распоряжения,
«выдав рать свою и град покинув», он позорно «беже». Видя такой пример,
побежали и его «людие». Разгром был полный. Одни были убиты на месте, другие
«по лесом разбегошася», третьи же оказались в плену —ушкуйники их «имающе,
повязаша».
Новгородцы подошли к беззащитному городу... И тут
храбрый воевода .Прокоф и его «молодцы» показали себя с другой, значительно
менее геройской стороны. Целую неделю шел беспощадный грабеж русского города.
Кострома была обчищена дотла. «Вся сокровенная» и «всяк товар» были разделены
на две части — «лучшее и легчайшие» ушкуйники взяли с собой, а все прочее — «в
Волгу вметаша, а иное пожгоша». Но этого мало. Новгородские «молодцы»
«множество народа христианского полониша». «Мужей и жен, и детей, отрок и
девиц» повели они с собой, в дальнюю сторону...
Под Нижним Новгородом ушкуйники громили торговые
караваны, секли «бесермен... а християн тако же», захватывали полон с женами и
детьми, грабили товары... Вошли в Каму, грабили и там... Вернулись на Волгу, и
тут, в царстве булгар, «полон христьянский весь попродаша». Освободившись от
живого товара, ушкуи быстро бежали вниз по Волге, грабя, убивая и захватывая в
плен всех по дороге. Так они весело домчались до самого устья, «до града
Хазиторокана» (теперешней Астрахани). И тут подвигам бесшабашной вольницы пришел
конец — «изби их лестью князь Хазитороканский, именем Салчей». По словам
летописца, коварный князь обманом истребил ушкуйников всех до единого и
захватил все их «именья».
В русской летописи трудно найти другую картину такого
беспощадного разбоя, такого безбрежного, откровенного насилия и грабежа, не
сдерживаемого никакими препонами — ни национальными, ни конфессиональными, ни моральными,
ни политическими... На широкой Волге стоял стон от «подвигов» новгородской
вольницы, шли ко дну и пылали суда с товарами и без товаров, разрушалась
тонкая, хрупкая нить торговых связей, столь важная и для Русской земли, и для
ее соседей, ручьями лилась кровь — и русская, и «бесерменская», и
«бесерменские», и русские люди превращались в живой товар. Налет Прокофия и его
дружины смело можно сравнить с ордынским нашествием среднего масштаба. А ведь
от экспедиции Есифа Варфоломеевича этот налет отличался только в деталях —
главным образом, своим финалом. Опьяненный кровью и победами, Прокоф вовремя не
повернул обратно, в отличие от своего более предусмотрительного
предшественника...
Мало было новгородским боярам и их «людям молодым»
печорской пушнины, европейских сукон и вина. Хотелось еще большего богатства,
еще большей силы, власти, славы. Походы по Волге и Каме интересовали их куда
больше, чем стояние под Тверью под знаменами великого князя...
Едва ли можно удивляться, что Дмитрий Иванович,
призывая своих новгородских вассалов в походы, видел и другую сторону
политического лица Господина Великого Новгорода. Еще после набега Есифа
Варфоломеевича на Нижний Новгород великий князь «розгневася и разверже мир с
новгородци, а ркя тако: „за что есте ходиле на Волгу и гости моего пограбисте
много"». Тогда новгородским послам удалось возобновить мир (очевидно,
ценой извинений и уступок).
Но поход Прокофия был еще более разбойным. Это был
удар по жизненно важным интересам Русской земли. И наступила расплата.
Под 6894 годом новгородский летописец отметил: «...тое
же зимы приходи князь великий Дмитрий ратью к Новугораду... держа гнев про
волжан на Новъгород». Московский летописец поясняет, «что взяли розбоем
Кострому и Новъгород Нижний». 6 января 1387 года Дмитрий Донской во главе
ополчения почти всей Русской земли встал в пятнадцати верстах от города.
Начались переговоры. Туда и обратно ездили новгородские послы, архиепископ
Алексий, архимандрит Юрьева монастыря с семью священниками и по житью человеку
с каждого из пяти концов. Тем временем шла феодальная .война великого
князя-сюзерена с его новгородским вассалом. Горели деревни, уводились в плен люди...
Наконец удалось заключить мир. Пришлось господе
раскошелиться. Три тысячи рублей «вземше... новогородци с полатей у святые
Софии» и послали великому князю, а еще 5 тысяч обязались собрать с Заволочской
земли, «понеже бо и заволочане были на Волзе». Кроме того, Господин Великий
Новгород вынужден был дать Дмитрию Ивановичу «черный бор» — согласиться на одноразовое
обложение налогом в пользу великого князя. Так закончилось первое крупное
«розмирье» новгородского боярства с его московским сюзереном.
|