Церквей здесь каменных, вместе с Троицким собором,
четыре. Они словно вывезены из Новгорода. Храмы смотрят на реку Великую, близ
которой и знать живет, и духовенство. А посад — в Среднем городе у дороги между
кромом и Торговищем. Он насквозь мирской, полуязыческий. В глубине Детинца, где
происходит посажение князей, сгрудились клети, амбары, житницы — весь припас
горожан, купцов и воинов. Неподалеку от собора, на крепостной стене, висит
колокол, которым созванивали вече. Тут же стоят сани — предмет гордости
псковичей. Они принадлежали киевской великой княгине Ольге. Она ввела здесь
первые законы, а он, Александр, лишь продолжал дело прабабки.
Он дорожил поддержкой городов. Что можно сделать без
их оружия, без стали, железа, брони, копий и стрел? Немецкие фогты по своему
обычаю лишили псковских купцов и ремесленников всяких прав. Александр же,
напротив, восстановил «старину» и включил в свою грамоту статью о судебных
правах их объединений — братщин. «А объединение (купцов, ремесленников)
совместно пирующих может судить, как судьи».
Псковичи настаивали на ограничении княжеской торговли
вином. Трезвость богоугодна, а потому «княжеские люди пусть по дворам корчем
(кабаков) не держат ни в самом Пскове, ни в пригороде, и хмельной напиток не
продают ни ведром, ни ковшом, ни бочкою». Решение понятное: человек «пьянством
прибытки теряет, князем землю пусту творит» и сам гибнет, ибо пьянство «смысл
отъемлет, смысл погашает, смыслу пагуба».
Возникали тут и курьезные вопросы. Например: «Если
кто-либо с кем обменяется чем-нибудь или купит что-нибудь спьяна, а когда
проспятся, один из участников сделки будет недоволен?» Александр решил: «Ино им
разменится, а в том целованиа нет, ни присужати» — иными словами, «им следует
разменяться тем, „чем ранее обменялиоь, а к присяге их по суду не следует приводить".
Решение князя на стороне собственника.
Городской быт знал и другие происшествия: «Если
кто-либо вырвет у другого клок бороды ц это подтвердит свидетель» — как судить?
Александр решил: «Пусть свидетель принесет присягу и идет на поединок с
оскорбителем; если свидетель одолеет своего противника на поединке, то за
повреждение бороды и за избиение следует присудить вознаграждение»; «свидетель
в таких делах должен быть только один». Должно быть, не один свидетель чесал в
затылке, прежде чем свидетельствовать в таком деле.
От грамоты Александра псковичи потом вели свою «добрую
старину», воплощенную в их основном законе — «Псковской судной грамоте»,
принятой «всем Псковом на вече» в 1462 году. Они придавали ей такое же большое
значение, как новгородцы «Грамотам Ярослава». Не зря в заголовке «Псковской
судной грамоты» на первом месте стоит имя Александра и сказано, что она
«выписана из великого князя Александра грамоты». Словом, как того и хотел автор
«Жития», Александр и при правнуках своих не был забыт псковичами.
Теперь Псков неприступен, с княжеским наместником,
войском, судом да с двумя, как и в Новгороде, линиями обороны. На 300 километров вдоль
Великой и Наровы с юга на север и на 100 километров в
ширину протянулась Псковская земля с ее крепостями Изборском, Островом,
Опочкой, Воронаем. Земля отныне приграничная на столетия. Немцы под боком...
...Пока Александр судил и рядил во Пскове, восточную
Прибалтику эхом чудской победы потряс взрыв освободительных восстаний.
Выступили курши Латвии, откуда рыцари грозили Нижней Литве — Жемайтии. Курши
призвали на помощь Литву: великий князь Миндовг, который, по словам немецкого
хрониста, «очень ненавидел крестоносцев», привел 30-тысячное войско. Положение
Ордена надолго осложнилось.
Князь польского Поморья Святополк вторгся во владения
прусских крестоносцев и возглавил первое восстание пруссов; Миндовг оказал
помощь и Святополку. Прусско-поморские войска Святополка разбили тевтон ских
рыцарей у Рейзенского озера. Немецкий тевтонский хронист Петр Дюсбург именует
Святополка «сыном греха и погибели» и говорит, что в то время «почти вся
Пруссия была окрашена христианской кровью» рыцарей.
Западные державы и тут поддержали Орден. Папа
Иннокентий IV пожаловал великому магистру Герхарду в знак покровительства
перстень. Папский доверенный посол — легат Вильгельм Моденский — подтвердил,
что земля куршей есть «часть Пруссии и должна управляться по ее законам». По
просьбе другого великого магистра Генриха фон Гогенлоэ император Фридрих II «утвердил»
за Орденом права на обладание землями Латвии и Литвы. Только вмешательство
папства и империи, а также отсутствие единства среди славянских и литовских
князей, действующих хотя и одновременно, но врозь, помешали сбросить рыцарей в
море.
Что касается ливонских рыцарей, то еще в 1242 году
они, узнав о возвращении Александра в Новгород, «при-слаша (послов) с
поклоном». Послы заявили князю: «Что есмы зашли Водь, Лугу, Плесков, Лотыголу
(Латга-лия — часть Латвии) мечем, того ся всего отступаем, а что есмы изоймали
мужий ваших, а теми ся розменим: мы ваши пустим, а вы наши пустите». Псковские
заложники также были отпущены на родину. На этих условиях Александр пошел на
мир с Ливонским орденом.
Древний автор «Жития» понял значение победы войск
Александра для современного мира. С этой поры, писал он, «нача слыти имя его по
всемь странам и до моря Египетьского, и до гор Араратьскых, и об ону страну
моря Варяжьского (Балтийского), и до великого Рима». Александр исполнил свой
долг, а о славе думать было некогда.
Подписав мирный договор, князь вскоре уехал во
Владимиро-Суздальскую Русь ко двору отца, которого в ту пору неожиданно вызвали
в ставку хана Батыя. Отношения Руси с ханом становились государственным делом
первостепенной важности.
|