Гнев недовольных был ловко обращен на суздальских
приверженцев из бояр и купцов. С них, и особенно с жителей Городища, взыскали
немало денег, пустив их на строительство моста через Волхов, который вскоре и
заложили. Разумеется, был поставлен новый посадник.
Наконец восставшие сместили и владыку: у Антония от
всего пережитого случился удар — он внезапно онемел и сидел «ничтоже глаголя».
Его удалили в Хутынский монастырь уже навсегда. Мнения веча об его преемнике
разошлись, и тогда по жребию избрали дьякона Юрьевского монастыря Спиридона,
который после поездки в Киев на утверждение к митрополиту на целые двадцать лет
стал «пастухом говорящих овец Новгорода и всей волости».
...Между тем великий князь Юрий на совете князей,
собранном в 1229 году в Суздале, сумел укрепить их единство против Чернигова.
Было решено от Новгорода не отступаться.
Вскоре князь Ярослав своими войсками занял
Волок-Ламский. Как вассал Юрия Всеволодовича он имел большие силы и перерезал
торговые пути Новгорода на Смоленск, Чернигов и Понизье. Блокада не замедлила
сказаться на% политической жизни республики. Сторонники Ярослава вновь
оживились.
Угроза вооруженного выступления
владимиро-суздаль-ского князя понудила Михаила уступить. В придворной летописи
великого князя Юрия под 1230 годом записано, что «прибыл преосвященный
митрополит всея Руси из Киева во Владимир» к великому князю Юрию и к брату его
Ярославу, и другим князьям с посольством, «прося мира Михаилу с Ярославом:
нарушил Михаил крестное целование (договор) Ярославу и собирался Ярослав итти на
Михаила войной».
Переговоры привели к миру. Юрий и Ярослав поднесли
дары именитым духовным послам и, конечно, устроили торжественную трапезу. На
таких встречах обычно присутствовали и жены и дети князей. Находясь при дворе,
Александр мог узнать, каким образом Михаил проиграл свою борьбу за Новгород.
В новгородской летописи, которую в те годы вел
пономарь Тимофей, об этом известий нет. Зато в ней собраны все недобрые
предзнаменования тяжелого будущего, а их было немало. Средневековые люди были
во власти веры и суеверий, и часто возлагали на бога и на судьбу решения,
которые надлежало принимать им самим. Решительность в ту пору была качеством
редким. Даже на суде при разборе запутанных дел подозреваемых испытывали водой
(всплывет или утонет?) и каленым железом (какова степень ожога?). Знаменья и приметы,
сулившие радость и горе, победы и поражения, запоминались и заносились в
летописи. Некоторые из недобрых примет записал и пономарь.
Весной 1230 года вдруг «трясеся земля в обед, а иные
уже и отобедали -¦ то, братие, не на добро, на зло». Землетрясение было тогда и
во Владимире, где люди сильно изумлялись, думая, что у них кружится голова —
«мняхутся так, яко голова обишла коего их». Его очевидец Серапион рассуждал по
этому поводу: «Земля от начала утверждена и неподвижнма, повеленьем божиим ныне
движется, грехами нашими нашего носити не может».
Потом случилось другое чудо: > гром вдруг пищ^кло
солнце и «стало словно месяц, и потом опять плп<>шилось, и рады были мы
небоги», записал Тимофей. Затмение солнца пугало суеверных современников
Александра: в Киеве «людем всем отчаявшимся своего житья, мпяше уж кончину
сущю, целующе друг друга, прощенье имаху, плачюще, горько возопиша к богови со
слезами».
Описав явления небесные, пономарь Тимофей перешел к
делам земным. Заколебалась власть черниговских приспешников в Новгороде.
Началось с пустяка. Давний суздальский сторонник Степан Твердиславич столкнулся
с посадником и при поддержке веча разгромил его двор. Тот, в свой черед, поднял
на ноги весь город против суз-дальцев. На вече посадник обвинил одного из них в
поджоге. Зажигальнику по «Правде» положена смерть, и виновного тут же на вече и
убили; другого посадник сам убил и сбросил с моста в Волхов. Много дворов тогда
разграбили...
Тимофей думает, что эта смута, в которую втянулся
город, стала причиной более суровых невзгод голодных лет. Но вернее обратное:
дороговизна и надвигающийся голод усугубили «братоненавидение и непокорение
друг другу». Голод стал реальностью, когда мороз уничтожил урожай. Для бедноты
это означало смерть.
На Руси голод не в диковину — летописи упоминают о
голоде раз в восемь лет. Наиболее затяжные голодные годы совпадали с
общеевропейскими. Засухи, ливни, половодья, сырые зимы, ранние морозы, налеты
саранчи, бабочки-поденки, набеги грызунов — против всех этих бед люди были
бессильны. Но похуже засух и ливней — войны и распри, которые особенно
сказывались на Новгородской земле. Запасы продовольствия были невелики, а их
поступления извне зависели от боярской политики.
Голод 1228—1230 годов был особенно тяжелым: люди
умирали сотнями, и некому было их погребать. Архиепископ Спиридон распорядился
превратить в общую могилу «скудельницу» — огромную яму близ церкви Двенадцати
апостолов, что между Чудинцевой и Прусской улицами, и поручил смиренному мужу
Станиле свозить туда тела мертвецов. Сумрачная повозка новгородского Харона
целыми днями передвигалась по улицам, доверху нагруженная страшной поклажей.
Так не могло долее продолжаться, надо было мириться с Низовской землей. И в
Новгороде произошел переворот.
Стараниями того же Степана Твердиславича городской и
сельский голодный люд был поднят на разгром дворов и имений теперь уже
черниговских сторонников. Став посадником, Степан Твердиславич и новый тысяцкий
поделили их имущество по сотням, городским и сельским. Противники бежали в Чернигов.
Вновь настало время Ярослава, время, которого он ждал.
В Переяславль прибыли послы и попросили его занять новгородский стол. Это
означало новый поворот и в судьбе Александра. Не мешкая, Ярослав вместе с
сыновьями Федором и Александром приехал в Новгород и, собрав вече, принес
присягу «на всех грамотах Яро-славлих». Псков тоже признал князя и принял его
наместника. Только две недели пробыл среди новгородцев Ярослав, потом уехал в
Переяславль, прихватив с собой некоторых именитых «молодших мужей».
|