|
Лето 6913
Год 6913-й «от сотворения мира», он же 1405-й от рождества
Христова, остался памятен в русских летописях различными случившимися тогда событиями.
Два предшествующих лета стояла засуха, особенно сильная в 1403 году. Мертвые от
великой суши, простирались почерневшие, бесплодные поля. Высохли до дна
небольшие водоемы — «бысть вода суха», по выражению летописца. Участились
пожары, горели целыми улицами Новгород и Тверь. В эти два года много и быстро
строили. Поднимались стены и башни городов, новые церкви. В 1403 году в
тверских владениях, неподалеку от пограничных Ржева и Зубцова, в местности,
называемой Опоки, срубили деревянные городские укрепления. Новый город «единаго
лета срублен бысть, о весне почат, а в осенине кончан». В тот же год в тверском
городке на Старице построена за одно лето небольшая каменная церковь святого
Николы. В следующую осень, после пожара в самой Твери, близ города «епископ
Арсений Тферский эаложи церковь камену Успение на реке на Тьмаке», которая к
1405 году была уже закончена. Псковичи укрепляли оборонную мощь своего кремля —
Крома, скрытого от вражеских нападений двумя реками — Великой и Псковой — и
мощными крепостными стенами.
В 1404 году в Москве появилось дотоле не виданное
сооружение. В Кремле, «на великого князя дворе, за церковью Благовещенья» были
установлены часы. Они стояли высоко, скорее всего на башне. Издалека было
видно, как каждый час появлялась на них человеческая фигура и била в колокол.
«В лето 6912 (1404) великий князь замысли часник… Сей
же часник нарецается часомерье, на всякий же час ударяет молотом в колокол, размеряя
и рассчитывая часы нощныя и дяевныя, не человек ударяще, но человековидно,
самозвонно и самодвижно, страннолепно… створено есть человеческою хитростию,
преизмечтано и преухрищено». Из последних слов видно, что часы поразили
москвичей не только «хитростью» своего устройства, но и красотой, ибо слово
«преизмечтано» употреблялось тогда для обозначения необычайно красивей наружной
отделки. Часы делал пришедший незадолго перед этим в Москву с Афона сербский
монах Лазарь.
Самозвонному этому и самодвижному часомерью пришлось
размерять время первой работы Андрея Рублева, о которой нам теперь достоверно
известно из письменных источников. В летописи под 1405 год было помещено первое
известие о Рублеве: «Тое же весны почаша подписывав церковь Благовещение на князя
великого дворе, не ту, иже ныне стоит, а мастеры бяху Феофан иконник Гречин, да
Прохор старец с Городца, да чернец Андрей Рублев, да того же лета кончашаю…»
Теплыми весенними днями в небольшой домовой церкви,
выстроенной, очевидно, около 1397 года «на сенях», при входе в деревянный
великокняжеский дворец, три поименованных летописцем мастера вместе с
помощника-ми-учениками принялись за подготовку всего потребного для
«подписывания» храма. Замешивали известь для обмазки стен под живопись, терли
краски, размечали стены и своды — где каким быть изображениям,
Работать начали едва ли не в конце зимы, чему
споспешествовала необыкновенно ранняя весна, какой дотоле «было незнаемо».
«Голая зима была без снегу», — «свидетельствует летописец, В конце
февраля, на Масленой неделе, наступила оттепель, а в начале Великого поста на
реках тронулся лед. Согласно Воскресенской летописи тогда же, но раннему теплу,
«почали закладывать» каменный собор в кремлевском Вознесенском монастыре.
Через городской торг у восточной стены крепости во
Фроловские ворота натянулись подводы с белым камнем из подмосковного Мячкова, с
лесом для строительных мостков. Работный люд рыл землю для подошвы будущего храма.
Его строили по заказу вдовы Дмитрия Донского великой княгини Евдокии. Эта
необыкновенная женщина, с которой был хорошо знаком Феофан Грек и, несомненно,
Андрей Рублев, начинала дело, которое ей не суждено было закончить. 7 июля 4407
года Евдокия, в монашестве Ефросиния, скончалась и была погребена в
недостроенной Вознесенской монастырской церкви, «При ней немного ея (церкви)
сделано», — отметит летописец. На основании «немного сделанного» некоторые
источники относят начало строительства церкви к 1407 году. Но далеко не все
храмы строились «во едино лето», а в подробном и наиболее обстоятельном
рассказе об истории этой постройки, который читается в Воскресенской летописи,
сказано под 1467 год, что «заложена была церковь великою княгинею Евдокиею
прежде сего за шестьдесят лет и два лета», то есть в 1405 году.
Московский Кремль, «град», как называли его москвичи,
располагался на том же месте, что и в наши дни, при впадении Неглинной в реку
Москву, но выглядел тогда по-другому. Сейчас в Кремле не сохранилось ни одной постройки
тех времен, если не считать церкви Рождества Богородицы 1394 года, которая
оказалась к нашему времени застроенной со всех сторон и даже сверху обширными
сооружениями Кремлевского дворца.
Но тот Кремль, который был перед глазами чернеца
Андрея, где он работал, где бродил в свободное время, в чьих соборах созерцал
старинные произведения художества, мы все же в какой-то мере можем себе
вообразить.
Исследования археологов и историков архитектуры,
свидетельства летописей, сохранившиеся иконы, которые видел здесь Рублев, дают
возможность в некоторой мере представить облик московского великокняжеского
«града» и впечатления, которыми он мог одарить художника. Увидеть «мысленными
очами» тогдашний Кремль помогает и то обстоятельство, что основные его сооружения
стояли на тех же местах, что и дошедшие до наших дней, преемственна сохранялась,
говоря современным языком, традиционная планировка. Еще не было красных
кирпичных стен, начатых строительством восемьдесят лет спустя. «Град» был
белокаменный, с зубчатыми, как и сейчас, верхами стен и башен. Круглые угловые
и проездные башни имели островерхие деревянные кровли. Крепостные сооружения из
белого камня были возведены еще в детские годы Рублева, в 1367 году, когда юный
московский князь Дмитрий Иванович «славный град свой Москву стенами чудными
огради». Они были сравнительно невысоки, эти стены. При татарских набегах,
сообщает летопись, конным татарам удавалось иногда сбивать с них пиками
защитников крепости, «бе бо граду тогда низку сушу». Но первый «град» Москвы
стал воплощением ее мощи. Враждебные Москве княжества связывали построение
каменной крепости с ее силой, возросшей настолько, что московские князья стали
господствовать среди других «по своей воле». «На Москве, — писал по свежим
следам событий тверской книжник, — почали ставити город камен, князей
русских начаша приводити в свою волю…» По подножию высокого обрывистого холма,
который выходит к Москве-реке, вдоль ее берега шла нижняя кремлевская стена,
укрепленная тремя башнями. Угловая юго-западная носила название круглой
Свибловой стрельницы. Она стояла в низине, при впадении в Москву-реку
Неглинной. Ниже по течению Москвы, приблизительно в середине стены, напротив
собора архангела Михаила, который высился на краю холма, можно было выехать к
воде через проездные Чешьковы ворота, также увенчанные башней. В юго-восточном
углу крепости, там, где стена поворачивает к северу и поднимается от приречной
низины вверх, располагалась еще одна круглая башня. Несколько севернее, у
проездных Тимофеевских, или Нижних, врат (они носили также название
Константипо-Еленинских), начиналась дорога на Нижний Новгород. Через устроенные
напротив городского торга врата под Фроловской башней вел путь на древнюю
столицу Северо-Восточной Руси — город Владимир. При постройке северо-восточного
участка кремлевских стен в конце XV века площадь Кремля была увеличена — «града
прибавиша». Поэтому Никольская проездная башня белокаменного Кремля находилась
несколько западней сохранившейся до наших дней кирпичной. Этими вратами можно
было проехать прямо на Тверь. Стена, что защищала Кремль со стороны Неглинной,
имела с севера круглую стрельницу и две проездные башни. Напротив Богородицких,
или Ризположенских, врат был мост через эту небольшую речку. Неподалеку от
моста, на другом берегу — в Занеглименье стояла церковь Положения ризы
Богородицы. Она давала название Ризположенским вратам, откуда начиналась дорога
на Новгород Великий. Южнее, напротив древней кремлевской крепости на Бору, где
искони стояла деревянная Предтеченская церковь — первый храм, построенный
московскими князьями, через Боровицкие ворота выезжали в город. «Рассчитанные
во время войны на активную оборону Кремля, в мирных условиях эти многочисленные
«врата» столицы Московского княжества, через которые вели в Кремль пути-дороги,
как бы символизировали силу и значение Москвы, собиравшей под свою могучую руку
разрозненные русские земли» (Н. Н. Воронин). В ту весну 1405 года привели сюда
пути-дороги трех художников — давно уже осевшего на Руси грека, старца монаха
из поволжского Городца и чернеца ближней подмосковной обители.
|