Привыкнув к роли главы московского правительства,
Алексей и весь уклад своей жизни перестроил на княжеский лад. В его делах все
чаще проглядывает властный и тщеславный московский боярин. Он обзавелся
обширными земельными владениями, окружил себя многочисленной свитой. Помимо
духовных лиц в нее входили «мирские люди» — бояре, дворецкий, казначей, дьяки
и более мелкие служилые чины. Митрополичий двор обслуживала многочисленная
челядь. В своих владениях митрополит пользовался почти полной независимостью.
«Дом святой Богородицы», как принято было называть митрополичий двор,
превращался в своего рода «государство в государстве».
О масштабах хозяйственной деятельности митрополита, о
его стяжательских наклонностях красноречиво свидетельствует завещание Алексея.
«Вот я смиренный и грешный раб божий Алексей пишу грамоту духовную целым своим
умом. Даю святому великому архангелу Михаилу и честному его Чуду (московскому
Чудову монастырю.— Я. Б.) село Жилинское, Серкизовское,
Гютифцовъское, Тететцовское, Никола святы на Сосенке, Рамение, что
есми купил у Ильи у Озакова, Софроновское с мелницею, Фоминское, Желетовское,
Каневское, Душеное с деревнями и с бортью, Филиповское с деревнями и с бортью,
Обуховскую деревню. А все те села даю с серебром и с половники и с третники и с
животиною. А что моя в селах челядь, а на них серебрецо, и не похотят служити,
и кто куда похочет, и тем воля, отдав серебрецо; а кто рост дает, тем воля же;
а огород дадут также и Садовская деревня ко святому архангелу Михаилу. А
монастырь святого Архангела Чуда приказываю тебе, сыну своему великому князю
Дмитрию Ивановичу всея Русии, все полагаю на бога упование и на тебя, как
монастырь святого Михаила побережешь. А садик мой подольный —святому Михаилу».
В грамоте перечислены только личные владения Алексея,
которые он оставляет своему излюбленному Чудову монастырю. Что касается
митрополичьей кафедры, то ее земельные владения были разбросаны по всей Руси.
Дмитрий Иванович искал возможности поставить возросший
экономический и политический потенциал церкви под свой надежный контроль. Князю
нужен был преданный, послушный человек в роли хозяина «дома святой Богородицы».
В вопросе о личности кандидата на митрополичью кафедру Алексей и князь Дмитрий
столкнулись столь резко и бескомпромиссно, что даже самые осторожные летописцы
не сумели замолчать этот конфликт. Здесь ярко высветилось глубокое различие
целей, которые ставили перед собой митрополит Алексей и московский князь Дмитрий
Иванович. Для первого будущее представлялось в виде своего рода теократической
монархии, для второго — в виде единого государства во главе с правителями из
рода Калиты. Митрополит мечтал о церковной централизации, об укреплении
экономического могущества и политического суверенитета «дома святой
Богородицы». Поддержка московских князей в их борьбе за власть была для
Алексея лишь наиболее верным путем к этой цели. Для Дмитрия, напротив, сильная
централизованная церковь была лишь одним из необходимых инструментов для создания
единого Великорусского государства. В этом будущем государстве церкви
отводилась почетная, но отнюдь не главенствующая роль.
Чем выше возносился червленый московский стяг в 70-е
годы XIV в., тем чаще думал князь Дмитрий о том, какую пользу мог бы принести,
оказавшись на митрополичьем престоле, его тезка — придворный священник
Дмитрий, в просторечии — Митяй. Это был яркий, смелый
человек. Его удивительная судьба послужила темой для большого литературного
произведения, вошедшего в летописи, — «Повести
о Митяе». Он начинал свою карьеру
простым коломенским священником. Великий князь,
часто бывая в этом городе —
юго-восточных воротах московской земли,
заприметил Митяя. Этот иерей резко выделялся
среди собратьев не только высоким ростом,
горделивой осанкой, зычным голосом, но также образованностью, умом, сильным
характерам. Князь приблизил к себе Митяя, сделал своим
духовником и печатником. По-видимому, Дмитрий и просто по-человечески
привязался к Митяю. В отличие от сурового старца Алексея и окружавших его
монахов Митяй был человеком жизнерадостным, легким и веселым. Его увлекали
грандиозные политические замыслы князя Дмитрия. Он
готов был верно служить своему покровителю,
выполнять любые его приказания. Можно сказать, что Митяй был далеко не самым
худшим в ряду тех безродных фаворитов, которых
любили иметь при себе
почти все московские государи.
Задумав возвести Митяя на митрополию, князь столкнулся
с одной сложностью. Согласно древней традиции, митрополит должен был избираться
из числа монахов. В феврале 1376 г. Дмитрий заставил своего печатника принять
постриг в придворном Спасском монастыре. Неохотно, «аки нужею», расставался
Митяй с привольным мирским житьем, вступал в ряды «непогребенных мертвецов»,
как именовали себя монахи. Однако воля великого князя была для него законом. В
утешение князь приказал сразу же после пострижения поставить Митяя (в монашестве—
Михаила) на пост архимандрита того же Спасского монастыря. Это
решение великого князя вызвало бурю негодования в среде черного духовенства.
Но князь пошел дальше: вскоре он начал требовать от митрополита Алексея
официального утверждения Митяя своим наследником на кафедре.
Алексей уже давно с тревогой наблюдал за возвышением
Митяя. Сам он почти 40 лет провел в монашестве, прежде чем судьба вознесла его
на митрополичью кафедру. Митяй казался ему заносчивым выскочкой, неучем в духовной
жизни. Конечно, дело-было не только в личной неприязни. Алексей понимал, что с
помощью Митяя князь собирается в корне изменить положение митрополичьей
кафедры, порвать связь с Константинопольской патриархией. По мнению Алексея,
это был гибельный для русской церкви путь.
Единственный способ противостоять планам великого
князя заключался в том, чтобы найти кандидатуру, способную соперничать с
Митяем. И Алексей, нашел такого человека. Но прежде чем представить читателю
нового героя нашего повествования, необходимо сделать небольшое отступление.
Стремясь укрепить внутрицерковную дисциплину, усилить
влияние религии на массы, Алексей еще в 50-е годы XIV в. задумал своего рода
«монастырскую реформу». Суть ее "состояла в создании по всей Руси
"сети общежительных монастырей, которые, в отличие от «особножительных»,
были бы не местом отдыха уставших от жизни бояр и князей, а энергичными,
экономически самостоятельными общинами подвижников. Эти монастыри,
насаждавшиеся лично Алексеем, став на ноги, сохраняли связь с митрополичьей кафедрой,
помнили о своем происхождении.
Своего рода «опытным полигоном» для создания новых
монастырей стали малонаселенные северные районы Московского княжества. Здесь в
середине XIV в. выросла первая, железная когорта основателей новых монастырей
— суровых «старцев», фанатично веривших в богоугодность своей миссии. Отсюда,
из Подмосковья, они разбрелись по всей Северной Руси, внедряясь главным образом
там, где местные правители боялись непочтительностью к ним вызвать гнев
митрополита и московского князя.
|