Десять лет прожил Александр Михайлович во Пскове, и
несносна была ему изгнанническая судьба. Думал он и передумывал, что делать
ему. Жаль ему было детей и потомков своих, которые должны были не только
лишиться владения, но мало-помалу выйти из рода князей.
Продолжало, вероятно, томить его и то, что псковичи,
даровавшие ему приют у себя, из-за него подвергались проклятию от своего
архиепископа. Еще в 1336 году отправил он в Орду сына своего Феодора, узнать:
есть ли надежда ему получить прощение и милость хана Узбека. Феодор,
возвратившись из Орды, принес утешительные известия. Тогда в 1337 году
Александр отправил посольство к митрополиту Феогносту и просил от него
благословения идти в Орду. Феогност дал ему благословение, вероятно в то время,
когда не было близко него Ивана Даниловича, иначе последний не допустил бы до
этого. Александр отправился в Орду и явился прямо перед Узбеком.
Наши летописи представляют Александра произносящим
такую речь перед царем своим: «Господин самовластный (вольный) царь! Если я и
много дурного сделал тебе, то теперь пришел к тебе принять от тебя либо жизнь,
либо смерть. Как Бог тебе на душу положит, а я на все готов!»
Узбеку очень понравилась такая прямота и вместе
рабская покорность. «Видите ли, — сказал Узбек окружающим его (так
передают летописи), — как Александр Михайлович смиренною мудростью избавил
себя от смерти».
Узбек простил Александра, оказал ему большой почет у
себя и отпустил на Русь с правом сесть на столе в отеческой Твери. Двое вельмож
татарских, Киндяк и Авдул, провожали его. Брат Константин, владевший Тверью,
добровольно уступил ее Александру.
Возвращение Александра было страшным ударом для
московского князя. Если его заклятый враг, которого он по приказанию хана
преследовал и добивался взять живьем для казни, теперь приобрел милость того же
хана, то отсюда могло произойти то, что помилованный князь подделается к хану и
постарается в свою очередь насолить своему сопернику. Иван Данилович поспешил в
Орду, взял с собою сыновей, чтобы представить хану как будущих вернейших слуг
его, и старался всеми мерами очернить и оклеветать тверского князя. Ему удалось.
Узбек послал одного из своих приближенных, по имени Истрочея, звать Александра.
Истрочей, по приказанию Узбека и по наставлению Ивана,
принял перед Александром самый ласковый вид и говорил:
«Самовластный царь Узбек зовет тебя с сыном Феодором;
царь сделает для тебя много хорошего; ты примешь великое княжение, и большой
почет тебе будет». Но Александр догадался, что тут что-то не так. «Если я пойду
в Орду, — говорил он своим, — то буду предан смерти, а если не пойду,
то придет татарская рать и много христиан будет убито и взято в плен, и на меня
вина падет: лучше мне одному принять смерть».
И он начал снаряжаться в Орду и послал вперед сына
своего Феодора узнать, что значит этот призыв и чего может он ждать в Орде. А
между тем тверские бояре, рассудив, что служить московскому князю выгоднее,
отъезжали от Александра к его врагу. К этому, быть может, побуждало их еще и
то, что Александр воротился из Пскова с новыми боярами и между прочим с иноземцами;
так был у него в чести немец Матвей Доль; и старым боярам не по сердцу было
стать ниже этих новичков и пришельцев.
|