«СКАЗАНИЕ О МАМАЕВОМ ПОБОИЩЕ»
«Задонщина» как поэтическая повесть была
распространена мало. Несравненно большее распространение получили списки
особого «Сказания о Мамаевом побоище», разделенные С. К. Шамбинаго на четыре
редакции. Сказания эти сложного состава и предполагают какую-то общую основу,
так как последовательное происхождение редакций не доказано С. К. Шамбинаго. Общее
впечатление от сказаний неблагоприятное: они кажутся громоздкими и неясными.
Множество недомолвок и ошибок, длинных и нескладных вставок из церковных книг в
виде текстов и молитв испещряют повествование. Имеются и прямые искажения
действительных событий. Например, явным подлогом являются беседы митрополита
Киприана с Дмитрием Донским, так как известно, что Киприан не имел прямого
касательства к Куликовской битве.
И тем не менее за всеми особенностями различных
редакций о Мамаевом побоище в них обнаруживаются черты, восходящие к какому-то
древнему тексту, близкому ко времени Дмитрия Донского и Куликовской битвы.
Видя в тех списках сказаний, где появляются какие-либо
новые дополнения о Куликовской битве, только риторические распространения и
заимствования из устной традиции, С. К. Шамбинаго считает более древними
тексты, помещенные в Никоновской и Вологодско-Пермской летописях. Поэтому внимание
исследователя едва привлекает Уваровский список сказания третьей редакции, хотя
этот список украшен цитатами из народной поэзии, сохраняющими даже песенный
склад. Не вызывает у него интерес и сборник Соколова XVII в., несмотря на то,
что он отклоняется от общей схемы. Между тем в этом списке читаем слова:
«…земля стонет необычно в Цареграде и в Галади, и в Кафе, и в Белеграде». Исследователь
все время занят мыслью доказать позднее происхождение редакций сказаний о
Мамаевом побоище, что заставляет его отказываться от возможности найти в их
основе древнее повествование. Возникает вопрос, кто и когда мог написать о
Царьграде, Кафе, Галате и Белграде с таким знанием дела. Уже в XVI а Галата и
Кафа не имели того большого значения, как раньше. Было же время, когда Галата
являлась конечной целью для поездок московских купцов, а Кафа и Белград
(Аккерман) служили для них промежуточными пунктами. И это было не позже первой
половины XV в. Как же такие подробности могли принадлежать редактору, жившему в
XVII в.?
Очевидна древняя основа сказаний о Мамаевом побоище не
в риторических, а в подлинно исторических деталях. Для доказательства этой мысли
я воспользуюсь как текстами, опубликованными С. К. Шамбинаго, так и текстом
Забелинской рукописи № 261, часть которой под названием «Новгородского
хронографа» была мною издана в «Новгородском историческом сборнике». Несмотря
на позднее происхождение текста сказания в «Новгородском хронографе», он
содержит важные данные для заключения о древнем источнике.
В нынешнем виде «Сказание о Мамаевом побоище»,
помещенное в «Новгородском хронографе», представляет собой сводный текст. Он
начинается летописной повестью о побоище, имеющейся в Новгородской 4-й
летописи. После слов «…совокупитися со всеми князи русскими и со всеми силами»
следует текст «Сказания о Мамаевом побоище», начинающийся так: «В то же время
слышав же князь Олго Рязанский, яко царь Мамай качует на реке на Вороножи на
броду».
Сводное сказание в основном примыкает к «Сказанию о
Мамаевом побоище», помещенному в Никоновской летописи, но он полнее последнего
и имеет все черты текста, составленного на основании, по крайней мере, двух источников,
причем объединенных весьма небрежно.
В нашу задачу вовсе не входит выяснение происхождения
сводного текста. Нам важно доказать другое: что сводный текст сохранил
некоторые древние черты, восходящие по происхождению к очень раннему времени, и
что эти черты нельзя объяснить позднейшими вставками, распространениями текста
и т. д. Иными словами, основа сказаний о Мамаевом побоище гораздо более
древняя, чем кажется С. К. Шамбинаго и некоторым другим исследователям, и,
скажем прямо, гораздо более интересная и свежая по сравнению с позднейшими
текстами. Заметно, что сводный текст явно соединял разные источники, которые
различаются между собой и своим стилем. Одним из них был рассказ, изобилующий
подробностями, записанными еще во времена, близкие к Куликовской битве, когда не
успела заглохнуть устная традиция.
|