|
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
О
том, какими методами татарские баскаки собирали дань, можно узнать не только из
кратких летописных сообщений. Гораздо более красочный и подробный «отчет» о
сборе дани на Руси предлагает дошедшая до нас историческая песня:
ЩЕЛКАН
А
и деялося в Орде,
Передеялось
в большой.
На
стуле золоте,
На
рытом бархате,
На
черевчатой камке
Сидит
тут царь Азвяк,
Азвяк
Таврулович;
Суды
рассуживает
И
ряды разряживает,
Костылем
размахивает
По
бритым тем усам,
По
татарским тем головам,
По
синим плешам.
Шурьев
царь дарил
Азвяк
Таврулович
Городами
стольными:
Васильяна
Плесу,
Гордея
к Вологде,
Ахрамея
к Костроме.
Одного
не пожаловал –
Любимого
шурина
Щелкана
Дюдентевича.
За
что не пожаловал?
И
за то он непожаловал, –
Его
дома не случилося.
Уезжал‑то
млад Щелкан
Вдальнюю
землю Литовскую,
За
моря синея;
Брал
он, млад Щелкан,
Дани‑невыходы,
Царски
невыплаты:
С
князей брал по сту рублев,
С
бояр по пятидесят,
С
крестьян по пяти рублев.
У
которого денег нет,
У
того дитя возьмет;
У
которого дитя нет,
У
того жену возьмет;
У
которого жены‑то нет,
Того
самого головой возьмет.
Вывез
млад Щелкан
Дани‑выходы,
Царские
невыплаты…
Проговорит
млад Щелкан,
Млад
Дюдентевич:
«Гой
еси, царь Азвяк,
Азвяк
Таврулович!
Пожалуй
ты меня Тверью старою,
Тверью
богатою,
Двомя
братцами родимыми,
Дву
удалыми Борисовичи».
Проговорит
царь Азвяк,
Азвяк
Таврулович:
«Гой
еси, шурин мой,
Щелкан
Дюдентевич!
Заколи‑тко
ты сына своего,
Сына
любимого,
Крови
ты чашу нацади;
Выпей
ты крови тоя,
Крови
горячия,
И
тогда я тебя пожалую…»
В
та поры млад Щелкан
Сына
своего заколол,
Чашу
крови нацадил,
Крови
горячия,
Выпил
чашу тоя крови горячия.
А
втапоры царь Азвяк
За
то его пожаловал
Тверью
старою,
Тверью
богатою,
Двомя
братцы родимыми,
Два
удалыми Борисовичи.
И
в та поры млад Щелкан
Он
судьею насел
В
Тверь ту старую,
В
Тверь ту богатую.
А
немного он судьею сидел:
И
вдовы‑то бесчестити,
Красны
девицы позорити,
Надо
всеми наругатися,
Над
домами насмехатися.
Мужики‑то
старыя,
Мужики‑то
богатыя,
Мужики
посадския
Они
жалобу приносили
Двум
братцам родимыем,
Двум
удалым Борисовичам.
От
народа они с поклонами пошли,
С
честными подарками;
И
понесли они честные подарки –
Злата‑серебра
и скатного жемчуга.
Изошли
его в доме у себя,
Щелкана
Дюдентевича.
Подарки
принял от них,
Чести
не воздал им:
Втапоры
млад Щелкан
Зачванелся
он, загорденелся.
И
они с ним раздорили:
Один
ухватил за волосы,
А
другой за ноги,
И
тут его разорвали.
Тут
смерть ему случилася,
Ни
на ком не сыскалося.
Интересно,
что в песне отражено реальное тверское восстание 1327 года, приведшее к отмене
баскачества на Руси.
У
фольклорного Щелкана Дюдентьевича был исторический прототип – Чол‑Хан, или, как
его называют в русских летописях, Шевкал. Это был монгольский царевич,
двоюродный брат хана Узбека.
В
песне хан Узбек (царь Азваяк Таврульевич) потребовал от Щелкана, в
доказательство верности – убить собственного сына, что Щелкан и поспешил
сделать. Возможно, этим приемом песня подчеркивает особую лютость присланного в
Тверь ордынского царевича. Однако можно сопоставить этот эпизод и с теми
репрессиями, которые Узбек проводил в Орде, в связи с насаждением там
мусульманства. Русские летописи сохранили сведения о том, что в Орде имел место
мятеж, который подняли против Узбека противники принятия новой верф. Мятеж этот
был жестоко подавлен. Возможно, эпизод с убийством фольклорным Щелканом
собственного сына – это дошедший до нас отголосок внутриордынской распри, в
которой Чол‑Хан доказал свою преданность Узбеку.
Видимо,
прибывший в Тверь Чол‑Хан был профессиональным откупщиком – сборщиком дани.
Или, как их называли сами татары – баскаком. Это предположение подтверждает и
тот эпизод песни, в котором Щелкан собирает дань с Литвы. Кстати, сохранились
летописные сведения о том, что те русские княжества, которые попали под власть
литовских князей, некоторое время еще платили дань Золотой Орде.
Откупщик
того времени – это предприниматель, который вносит в государственную казну
крупную сумму, покупая у государства на определенный срок право сбора того или
иного налога. Система откупов была выгодна как государству, не имевшему еще
бюрократического аппарата столь мощного, чтобы самостоятельно взимать все
налоги, так и откупщикам, которые, отдав вперед крупную сумму, затем возвращали
ее с лихвой.
На
основании песни о Щелкане мы можем предположить, что со своего родственника,
Чол‑Хана, вмес то кру п‑ной суммы, которую откупщик обычно вносил в казну, хан
потребовал расправы над мятежником‑сыном. Впрочем, возможно, Чол‑хану пришлось
и сына убить и деньги внести.
Далее
– Щелкан, то есть Чол‑Хан, едет в Тверь. И там он начинает «вдов‑то бесчестить,
красных девиц позорить, над всеми надругатися, над домами насме‑хатися».
На
наш взгляд конфликт тверичей со сборщиком налогов произошел из‑за элементарного
непонимания и незнания обычаев другого народа.
Дело
в том, что обычаи православной Руси сильно отличались от обычаев как мусульман,
так и язычников‑монголов. У монголов нормальным явлением было иметь столько
жен, сколько муж в состоянии содержать. Причем монголы не делали особого
различия между женами и наложницами. Сын от наложницы имел те же самые права,
что и сын от жены. Поэтому быть наложницей знатного царевича вовсе не считалось
для монгольской женщины бесчестием. У мусульман тоже было принято многоженство,
так что если Чол‑Хан был уже мусульманином, его отношение к русским женщинам
все равно не могло не вызывать среди тверичей возму щения. В то же время
арабские авторы свидетельствуют об исключительной самостоятельности татарских
жен в решении повседневных вопросов, о «чудесах великого почета, в каком были у
них женщины», и это несмотря на ислам. Дело в том, что пережитки языческого
кочевнического быта и древнее монгольское право – яса – благополучно
сосуществовали в Золотой Орде наряду с мусульманским законом – шариатом. Аль‑Омари
писал, что жены в Золотой Орде участвуют вместе с мужьями в управлении государством.
В грамотах писалось: «Мнения хатуней и эмиров сошлись в этом». От имени ханш
чеканились монеты и выдавались ярлыки.
Однако
русские женщины по многим причинам не мечтали стать женами монголов. Русским
полонянкам в Орде приходилось привыкать к непривычной пище («едят без разбора
всякую падаль», как свидетельствовал Гильом (Виллем) де Рубрук) и тяготам
кочевого быта. Оказавшаяся в наложницах или «вторых женах» русская женщина
должна была подчиняться старшей жене аила (монгольской семьи). Русские
красавицы учились «править повозками, ставить в них жилища и снимать их…
приготовлять шкуры и сшивать их ниткой из жил… шить сандалии, башмаки и другое
платье… Все женщины в татарском государстве должны были трудиться, как мужчины,
в то время как последние отлучались на битву».
Некоторые
другие монгольские обычаи также могли показаться оскорбительными для русских
людей. Так во время приветствий, благопожеланий, испробования угощений у монгол
полагалось надевать шапку, чтобы выразить почтение хозяевам. У русских же,
наоборот, в таких случаях полагалось шапку снимать. Жест уважения кочевника
казался русским людям оскорблением.
Шокирующей
для русских была и «нечистоплотность» монголов. В условиях кочевой жизни и
постоянной нехватки воды они очень редко мылись. А так как не хватало топлива,
то пищу монголы готовили на кизяках – засушенном кале лошадей и коров. В
результате от кочевников просто воняло. И русские, привыкшие регулярно париться
в бане и топить печи душистыми дровами, не могли не морщиться, общаясь с
монголами. И этим их оскорбляли.
В
результате вполне нормальное, с точки зрения самого Чол‑Хана, поведение как его
самого, так и его ближайшего окружения, было воспринято тверичами как бесчестие
и издевательство.
Последней
каплей, приведшей к восстанию в Твери, был следующий эпизод: в день Успения
Богородицы дьякон Дюдько повел рано утром молодую и здоровую кобылицу на
водопой. Увидев красивую лошадь, татары кинулись ее отнимать. Дюдько, защищая
свою собственность, начал драку с татарами, за него вступились прохожие
тверичи. А затем татар начали бить по всему городу. Спасаясь от восставших, Чол‑Хан
со своими соратниками укрылся в княжеском дворце. Однако восставшие подожгли
дворец, и Чол‑Хан сгорел там вместе со всеми своими татарами. Затем разъяренная
толпа набросилась и на гостей – ордынских купцов. Тверичи перебили их всех –
кого посекли мечами, кого сожгли на кострах, а кого утопили в реке – Тверце. По
одной версии, тверские князья поддержали восставший народ, а по другой – просто
не смогли ему помешать.
Обратим
внимание вот на что: Щелкан был убит не за то, что собираемая им дань была
чересчур высока. Главной причиной, которая вызвала тверское восстание, было
оскорбительное для русских поведение баскака. Деньги у «богатых посадских
мужиков» еще были. По песне – они обратились к Щелкану с претензиями, принеся
ему еще «злата‑серебра и скатного жемчуга». Но баскак опять повел себя
оскорбительно, теперь уже по отношению к челобитчикам: «Подарки принял от них,
чести не воздал им», «зачванелся он, загорденелся» (возможно, просто одел шапку
не вовремя), за что и был убит. По одному из летописных свидетельств – сожжен в
княжьем дворце, по другому же – разорван на части возмущенной толпой, убит
«всем миром». Потому и не нашли виноватого – «ни на ком не сыскалося» вины за
его смерть.
Вот
еще один показательный момент. В песне он отражения не нашел, но в летописи
передан довольно четко – после баскаков гнев тверичей обратился на гостей –
иноземных купцов. Дело в том, что откупщиками были именно иноземные купцы. Это
они давали деньги на то, чтобы откупить у государства право на сбор дани.
Возможно, сам Чол‑Хан был лишь главой ордынского отряда, обеспечивавшего сбор
дани и охрану купцов. Но даже если главным откупщиком тверской дани был сам Чол‑Хан,
вряд ли он лично собирал с каждого положенную мзду. Скорее всего, этим
занимались его слуги и все те же иноземные купцы.
Тверское
восстание хан Узбек не оставил безнаказанным. Вскоре после восстания последовал
разгром Тверского княжества. Карательная армия, отправленная ханом на Тверь,
состояла из татар – «Дюденьевой рати» и московских войск во главе с князем
Иваном Калитой.
Иван
Калита был ловким интриганом и верным слугой хана Узбека. Ни он, ни его войска,
видимо, не испытывали особой жалости и родственных чувств к восставшим против
татар твери‑чам. Разгром и дискредитация Твери были желанной целью московского
князя. Ведь Тверь была в этот период главным противником Москвы в борьбе за
Владимирский великокняжеский стол, а стало быть, и за гегемонию в Северо‑Восточной
Руси. Тверь, сама по себе, была в начале XIV века сильнее, чем Москва. А
ордынский хан признавался во всей Северо‑Восточной Руси легитимным правителем.
Даже в песне о Щелкане его именуют царем. Поэтому Иван Калита просто не мог не
воспользоваться такой политической удачей, как антиордынское восстание в Твери.
|