|
МОСКВА: ПОРТРЕТЫ ВЛАСТИ
В
1364 году в возрасте около 10 лет умер младший брат Дмитрия Ивановича
Московского, Иван Иванович Малый. А на следующий год умерла мать Дмитрия,
великая княгиня Александра. Еще через год молодой великий князь женился на
Евдокии, дочери суздальского князя Дмитрия Константиновича. Свадьба
праздновалась 18 января 1366 года в Коломне. Судя по всему, супруги жили в
согласии. Потеряв незадолго перед этим всех своих родных, шестнадцатилетний
юноша, видимо, сильно привязался к своей супруге. Она осталась единственным
близким для него человеком.
В
летописях сохранилось описание внешности Дмитрия Ивановича в ту пору, когда ему
было уже около 30 лет. Выглядел он очень сильным и мужественным. Телом был
велик и широк, плечист, чреват (т. е. толст), очень тяжел, имел черные
волосы и черную бороду. В этом описании бросается в глаза указание на раннюю
пол‑ноту Дмитрия Ивановича, что объясняет нам его раннюю смерть. В кратких
сообщениях можно как будто заметить указание на то, что он умер от болезни
сердца. Автор его жития говорит: «Потом же разболелся и тяжко ему велми было, и
потом полегчало ему, и возрадовались все люди о сем. И снова в большую болезнь
впаде и стенание пришло ко сердцу его, яко и внутренним его торгатися и уже
приближался конец жизни его».
Биограф
Дмитрия Ивановича отмечает еще одну деталь – недостаточное образование князя:
«…аще
бо и книгам не научен он добре». Впрочем, для князя того времени умение читать
Псалтырь было не главным. Возможно, многие удельные князья тоже грамотностью не
блистали. Однако заметим, что политические противники Дмитрия Ивановича –
Ольгерд Гедиминович, Олег Иванович Рязанский и Дмитрий Константинович
Суздальско‑Нижегородский были людьми не только грамотными, но и
высокообразованными.
Но
Дмитрию Ивановичу больше повезло с помощниками. Митрополит Алексий – один из
грамотнейших и умнейших людей своей эпохи, взвалив на себя тяжкую ношу
руководства московской политикой, нес ее до самой своей смерти. Для Дмитрия
Ивановича‑человека властного и порой упрямого, Алексий всегда был высшим
авторитетом. Поэтому, даже повзрослев и взяв все бразды правления Московским
княжеством в свои руки, Дмитрий продолжал прислушиваться к советам и пожеланиям
митрополита и до самой смерти Алексия находился под его влиянием. Можно
сказать, что Дмитрий Иванович управлял княжеством под мудрым руководством
митрополита, точно так же, как французский король Людовик XIII управлял страной
под мудрым руководством своего духовника и первого министра кардинала Решилье.
Впрочем,
политика Московского княжества зависела не только от Дмитрия и Алексия. Все,
что Алексий задумал, все, чем Дмитрий Иванович руководил, исполнялось
непосредственно московскими боярами.
Известно,
что в XIV веке из всей массы княжеских бояр выделяется небольшая группа особо
приближенных к князю лиц, которые называются «введенными боярами», т. е.
допущенными в княжескую думу, – совет. Боярский совет решал, вместе с
князем, все важнейшие дела в государстве. Конечно, бояре имели лишь
совещательный голос. Окончательное решение всегда принимал князь. Но он не мог
не считаться с мнением тех, кто будет претворять это решение в жизнь.
Даже
суд князя не был единоличным – на суде присутствовало большее или меньшее
количество бояр, а кроме того так называемые судные мужи.
Судные
мужи – чрезвычайно характерный и интересный институт не только русского, но и
западноевропейского феодализма. Присутствие их на всех судах, не только
княжеских, но и на судах княжеских наместников и волостелей, было исконным
обычаем древнего суда вообще и естественно вытекало из самой сущности древнего
судопроизводства.
Средневековый
суд был в подлинном смысле слова тяжбой, состязанием сторон. Обе стороны
назывались первоначально истцами, т. к. каждый искал своего. Роль судьи
состояла в том, чтобы наблюдать за состязанием сторон, не допускать не
освященных обычаями средств борьбы и взыскивать с виноватого в свою пользу и в
княжескую казну установленные пошлины. Судные мужи были представителями
общественности, свидетелями тяжбы и в случае надобности давали показания по
вопросам обычного права.
Из
самой сущности древнего суда вытекало чрезвычайно важное следствие –
недопустимость заочного суда и решения.
Таким
образом, можно сказать, что княжеский суд был не только публичным, но по
существу был выразителем общественного мнения ближайшего окружения князя).
Первое
место среди московских бояр в 70‑х годах XIV века, без сомнения, занимали
Вельяминовы. Старший представитель рода, Василий Васильевич, был тысяцким до своей
смерти в 1373 году, его брат Федор Воронец – боярином, а Тимофей – окольничим.
Через сына Василия, тысяцкого Микулу, Вельями‑новичи были в свойстве с великим
князем, так как Микула и великий князь Дмитрий Иванович были женаты на родных
сестрах – дочерях князя Дмитрия Константиновича Суздальского.
Московских
боярских родов было немного – около двух десятков. И все они были связаны с
князьями и между собой узами родства и свойства. Представители этих родов при
дворе великого князя Дмитрия все были наперечет, все на виду. В такой среде
сложился обычай местнических родовых счетов, который одинаково связывал как
великого князя, так и его бояр.
Система
местничества предусматривала установившийся порядок старшинства боярских родов.
Само название «местничество» возникло от того, что более уважаемые и знатные
бояре сидели во время совета и за пиршественным столом ближе к князю – на
почетных местах. Сидеть рядом с князем было не только почетно, но и выгодно –
ведь это давало возможность подать ему вовремя совет – князь слышит тех, кто
ближе.
На
каждом княжеском пиру или совете (а порой эти мероприятия совмещались) бояре
рассаживались в порядке старшинства.
Но
если князь считал, что кто‑то достоин сесть ближе к нему, то он при всех
выводил этого боярина из‑за стола и указывал ему более почетное место. Этот
своеобразный ритуал наглядно демонстрировал боярам кого и насколько князь
ценит. Для отличившегося боярина, это было наградой, признанием его заслуг.
Описание этого обычая сохранилось в былинах:
Приходит
он кокнязю ко Владимиру
Тот
старый казак да Илья Муромец
Со
тем со Добрынюшкой со Никитичем,
Со
братом со своим да со крестовыим.
Дают
тут ему место не меньшее,
Не
меньшее место было – большее,
Садят
их во большой угол,
Во
большой угол да за большой‑то стол.
Да
как налили тут чару зелена вина,
Несли
эту чару рядом к нему,
К
старому казаку, к Илье к Муромцу…
Обычным
было постепенное продвижение боярина с дальних мест на ближние. И только за
очень выдающиеся заслуги князь мог пересадить боярина с дальнего конца стола на
ближайшее к себе место. При этом, естественно, те бояре, перед которыми новый
любимец был посажен, оказывались на одно место дальше от князя. Такая система
порождала у бояр стремление отличиться на княжеской службе, завоевав себе более
высокое место. Ведь если какой‑то боярин долгое время никак не проявлял себя
перед князем и не удостаивался подобной милости, то он постепенно отодвигался
на дальний конец стола.
Судя
по свидетельствам былин, известного богатыря (боярина), пировавшего в княжьих
палатах, сильнее всего могло обидеть‑опечалить, если князь незаслуженно обходил
его своим вниманием:
Тут
Василий закручинился
И
повесил свою буйну голову,
И
потупил Василий очи ясные
Во
батюшка во кирпищат пол.
Надевал
он черну шляпу, вон пошел
Из
того из терема высокого.
Выходил
он на улицу на широку,
Идет
по улице по широкой;
Навстречу
ему удалый добрый молодец,
По
имени Добрыня Никитич млад.
Пухову
шляпу снимал, низко кланялся:
«Здравствуешь,
удалый добрый молодец,
По
имени Василий, сын Казимерской!
Что
ты идешь с пиру невеселый?
Не
дошло тебе от князя место доброе?
Не
дошла ли тебе чара зелена вина?
Али
кто тебя, Василий, избесчествовал?..»
Незаслуженное,
по мнению других бояр, возвышение одного из них считалось несправедливым, «не
по правде». Для боярина Алексея Хвоста такая стремительная карьера, как мы
помним, окончилась трагически.
Новый
боярин, только что пришедший к князю на службу, обычно садился за дальний край
стола. Для того чтобы заслужить близкое к князю место, были нужны годы верной
службы и неоднократные достижения на этом поприще.
Уже
к середине XIV века образовалось основное ядро московского боярства. К концу
этого века его можно считать вполне сложившимся. Позже оно обрастает новыми
наслоениями, но все пришедшие позже роды, за небольшими исключениями, уже не
могут занять видного и прочного положения. Случаи отъездов и выездов, конечно,
бывали, и некоторые из них отмечены в родословцах, но подавляющая часть бояр и
слуг служили наследственно, из поколения в поколение. После смерти боярина, как
правило, его старший сын наследовал должность и занимал его место за княжьим
столом. Таким образом, почетное место постепенно становилось не только
признанием заслуг конкретного боярина, но и констатацией заслуг всего его рода
перед княжеской семьей. Эта наследственность в должностях к XVII веку и привела
к вырождению боярской думы. Бояре стали больше заботиться о своем месте по
роду, чем о государственной пользе.
Но
в XIV – XV веках система местничества еще была очень эффективной.
Обособление
боярского класса произошло в XIV веке не только в Московском, но и в других
больших княжениях – в Тверском, Рязанском, Нижегородском и т. д.
Московские бояре не отъезжают, потому что не желают утратить выгодного
положения на службе у растущего Московского великого княжения, а боярам и
слугам других княжений нет расчета пользоваться своим правом отъезда по той
простой причине, что им нет почти никакой возможности занять в сплоченной среде
московского боярства видное место.
К
тому же местные бояре, оставшиеся верными своим князьям, тесно связывают свои
служебные интересы с землевладельческими и редко решаются покидать своих князей
и терять вследствие этого свои отчины. Так, тверские и рязанские бояре, судя по
родословцам, поступили на службу московских государей только после ликвидации
независимости соответствующих княжеств.
Для
правильного понимания взаимоотношений в княжеских дворах Руси XIV века следует
помнить, что весь аппарат княжеской власти основывался на личных отношениях
князя к своим слугам, что идеи отечества, долга перед родиной, идеи гражданства
и гражданских обязанностей были еще неизвестны. Зарождение этих идей становится
заметным только в XVI веке. Без идеи родовой чести, без представлений и
обычаев, сложившихся на почве наследственности службы, княжеская боярская
администрация была бы не крепким аппаратом власти, каким она была в
действительности, а сбродом случайных людей.
|