– От
как его! – аж подпрыгнул на жесткой скамье инок. Отроки, сидящие в углу,
удивленно подняли на него глаза. – Ну как, Кирилл? Дочистил страничку?
– Почти, –
нервно кивнул Кирилл.
– Да
он потому долго копается, что читает! – возмущенно взмахнул руками
Мефодий. – Я не читаю, а он читает перед тем, как соскоблить. Оттого и не
поспевает за мной!
– Ну
и читаю! И что?! – вскинул голову и зарделся от смущения Кирилл. – И
прежде я читал. Отчего не читать, коли я и так за тобой поспеваю? Ты только
сотрешь, а я и прочту и сотру за тот же срок!
– Вот
как?.. – удивленно поднял бровь инок Матвей. – Говорил мне брат
Григорий, что ты в чтении горазд, но чтобы так…
В
слух словеса не произносишь, и губами не шевелишь. Что же, в уме все слова
складываешь?
Отрок
в ответ только кивнул. И инок посмотрел на мальчика уже совершенно другими
глазами. Читать про себя, не проговаривая в слух слова и не шевеля губами,
умели не все взрослые монахи обители.
– И
что же ты, весь свой лист успеваешь прочесть?
– А
почти весь поспеваю, – Кирилл, заметив, как уважительно глянул на него
старец, гордо улыбнулся и выпятил грудь.
– Так
отчего же тогда Мефодий торопит тебя? – лукаво сощурился Матвей.
– Да
задумался я. Вот и не поспел за ним, – снова потупил глаза Кирилл. –
Уж больно интересно написано было, будто и не царь татарский всему виной, а… да
вот.
И
он принялся читать, водя пальцем по нескольким несоскоб‑ленным строчкам
рукописного текста.
– «Бояре
и вся дружина его и братия его, многие хулы и зло‑речения говорили на князя, и
замыслили некие из них убить его до смерти. И в страхе с тремя лишь верными
слуги в свой град Кострому едва утече благоверный князь Московский Дмитрий
Иванови…
– Прекрати! –
испуганно зашипел на него старец Матвей. – Прекрати читать сию книгу, а
надпись эту срамную соскобли немедля!
– Так
ведь… Я подумал… Я же только спросить хотел, – пролепетал Кирилл,
испуганно вжав голову в плечи. – Может, она это… Может, важная запись?
Князя нашего… Убить ведь хотели, а?..
– Книга
сия ненужная и зловредная! Врагами нашими писанная. Это летописание княжества
Нижегородского. А как княжества того не стало, а стала эта земля нашего князя,
Московского, так те записи летописные все были позаброшены. А потом перевезли
сию книгу сюда, на Москву, и святые отцы церкви нашей изволили всю ее прочесть.
Все, что тут писано про стародавние дела, в нашем, Московском летописании,
изложено верней и подробнее! – голос старца Матвея постепенно окреп,
словно он не с отроком разговаривал, а вещал с церковной кафедры.
– Т‑так
сия книга же про другой город писана… – попытался возразить Кирилл. –
Как же у нас про другой город выйдет подробнее?
– А
все, что тут было подробнее, уже прочтено святыми отцами, и в наш свод
переписано! – сердито отрезал Матвей. – А ты стирай давай. И не читай
более. А то опять задумаешься… А от великого знания великие печали, мальчик.
Давай стирай. А то скоро уж писать на этих листах надо будет, а на них еще
записи старые… Да повнимательней стирайте! Чтоб ни черточки от старых словес не
осталось!
И
старец вновь углубился в работу. Однако вдохновение не шло. Но тут взгляд его
замер на зажатых в левой руке листах. Осененный внезапной мыслью, монах кинулся
к столу и принялся торопливо записывать.
«И
начал Мамай посылать в Литву, к поганому Ягайлу, и к льстивому слуге сатаны,
сообщнику дьявола, отлученному от сына Божия, омраченному тьмою греховною и не
желающему слышать голоса разума, Олегу Рязанскому, прислужнику басурманскому,
лукавому сыну. Как сказал Христос: „От нас отошли и на нас ополчились". И
заключил старый злодей Мамай нечестивый уговор с поганой Литвой и с душегубцем
Олегом, чтобы соединиться им против благоверного князя у реки Оки на Семенов
день. Душегубец же Олег начал зло к злу присовокуплять: стал посылать к Мамаю и
к Ягайлу своего боярина единомышленника Епифана Кореева, антихристова предтечу,
призывая их прийти точно в назначенный срок и, как договорились, стать у Оки с
трехглавыми зверями – сыроядцами, чтобы кровь пролить».
Инок
устало выдохнул и, поднявшись с деревянной скамьи, размял уставшие пальцы.
«Как
поперло! Ух, как пошло, полилось! Теперь‑то великий князь уж точно будет
доволен».
Матвей
оглянулся на двух отроков, сидящих в углу тише воды и ниже травы. Оба они усердно
выскабливали следующий разворот ненужной Москве нижегородской летописи.
Мефодий, подняв испуганный взгляд на монаха, тут же опустил его, буркнул что‑то,
и оба отрока чуть слышно хихикнули.
Старцу
захотелось всыпать розг мальчишкам или просто накричать на них, чтобы другой
раз неповадно было безобразничать, но он, поборов в себе это желание, снова
уселся за работу. Сейчас нельзя растрачивать по таким пустякам драгоценную
злобу. Предстоит написать еще пару абзацев об Олеге Рязанском. Надо
поторопиться. Ведь заказ уже оплачен, а великий князь Василий Васильевич ждать
не любит.
|