Но была ли позиция господы реалистичной? Шесть лет назад, в канун Шелонского кризиса, договор с Казимиром был фактически заключен. Господин Великий Новгород был еще в состоянии выставить огромную полевую армию. И что же получилось? Великокняжеские войска одним ударом перечеркнули всю политику господы. А теперь? На что могли надеяться сторонники союза с Казимиром теперь, когда Новгород уже не представлял реальной боевой силы, когда было подорвано внутреннее единство боярской республики? Трудно сказать, на что рассчитывала господа, отвергая мирное посредничество псковичей (каким бы проблематичным оно ни было). Разрыв с Москвой — акт отчаяния, неизбежный финал политики лавирования между Русью и Литвой, последнее проявление боярской власти в Новгороде.
Наступили последние месяцы боярской республики. 15 сентября во Псков снова приехал дьяк Григорий Волнин, «веля Пскову си часы грамоты вскинути Великому Новугороду (объявить ему войну. — Ю. А.)». Фактически новгородцы уже начали враждебные действия— во Псков «много гостей прибегоша низовских (из Московской земли.— Ю. А.) и с товары из Новаго-рода». Псковичам теперь тоже ничего не оставалось, как последовать «велению» великого князя,— на вече 30 сентября они «вскинуша грамоту Великому Новугороду». В тот же день в Новгород пошла «складная» (о «складывании» — снятии с себя — крестного целования о мире) грамота и из Москвы.
Война была объявлена. Но вдруг во Псков примчался новгородский подвойский Панкрат, «прося послов изо Пскова к великому князю, хотячи сами ехати и псковичи поднимая». Отвергнув три месяца назад псковское предложение о посредничестве, господа теперь вдруг передумала... В Москву она послала Федора Калитина, старосту Даньславской улицы, «чтобы пожаловали великие князи, велели к себе быти богомольцу своему владыце, и послом новгородским бити челом».
Эти колебания, эти извивы новгородской политики можно объяснить только окончательной потерей самообладания. Перед неминуемым концом новгородское боярство охватила паника. Но было уже поздно. Ка-литин не доехал до Москвы — в Торжке он был задержан по распоряжению великого князя. И о псковском посредничестве речи больше не могло быть. Уже и «грамоты от Пскова изметные (взметные —об объявлении войны.— Ю. А.) легли», и посол великого князя был во Пскове. Он-то и приказал схватить на вече новгородского посланца. С трудом «выпритчовав» (уговорив освободить) злополучного подвойского, псковичи отпустили его восвояси.
9 октября, в четверг, начался последний поход великокняжеских войск против боярской республики. Великий князь двинулся из Москвы вместе с братом Андреем Меньшим, а четырьмя днями раньше выступил авангард — конница вассального татарина «царевича» Даниара. Через Волок, Микулин, Торжок шли великокняжеские войска. По дороге в них вливались новые отряды, изъявляли знаки покорности удельные князья — волоцкий Борис и микулинский Андрей, посланец Михаила Тверского обеспечивал «кормы по отчине своей...». Медленно, как туча, двигалось московское войско. Великий князь на станах «ел и пил» у своих вассалов. Торопиться было некуда: новгородская рать в поле не вышла, да едва ли и удалось набрать ее. Войны, собственно, уже не было — был вооруженный поход к стенам непокорного города.
16 октября великий князь получил грамоту из Торжка от своего тамошнего наместника Василия Китая Новосильцева о приезде новгородского житьего человека Ивана Маркова. «От владыки и от всего Нова-города» он прибыл просить «об опасе» — разрешении приехать послам для переговоров. Его велено было задержать.
Воскресенье, 19 октября. Великий князь въезжает в Торжок. В тот же день к нему являются из Новгорода бояре Лука Клементьев и брат его Иван и бьют челом в службу...
Это закономерно. Надежды на победу у боярства нет. Еще меньше можно надеяться уцелеть, попав в руки великого князя после разгрома республики,— бояре хорошо помнят и казни в Русе, и темницы в Москве и Коломне. Спасти свою жизнь, свободу и имущество можно только перебежав к нему заранее. И крысы бегут с тонущего корабля. Начинается распад верхнего эшелона боярской власти.
Четыре дня стоит великий князь в Торжке. Эти дни заполнены важными событиями:'21 октября во Псков был наконец назначен и послан новый, шестой по счету, ^шязь-наместник. Это был Василий Васильевич Шуйский, по прозвищу Бледный, племянник того Федора Юрьевича, который когда-то, в 1463 году, спас Псков от очередного нападения Ордена, а затем, будучи наместником, поссорился с псковичами.
Участие псковской рати в походе на Новгород было весьма желательным и даже необходимым — вот во Псков и поехал новый наместник. А через два дня, перед выступлением из Торжка, великий князь «разрядил» воевод по полкам — была составлена первая дошедшая до нас разрядная запись. С тех пор большг двухсот лет, до времен Петра Великого, составлялись такие записи перед каждым походом русского войска. Сохранились тысячи подобных бесценных памятников поенного прошлого нашего Отечества.
Перед нами — разряд 23 октября 1477 года. Перечислены воеводы, точно указаны пути движения колонн. Владимирцы, переяславцы и костромичи, дмитровцы и кашинцы, суздальцы и юрьевцы, ростовцы и ирославцы, угличане и бежичане, калужане, алексинцы и серпуховичи, хотуничи, радонежцы, новоторжцы, можайцы, волочане и звенигородцы, ружане и колом-ничи... И тверичи, и москвичи, и двор великого князя — отборная конница, и авангард «царевича» Даниара... Нся Русская земля, все только что сложившееся государство участвует в этом последнем новгородском походе.
|