В.
Н. Татищев, следовавший в своем повествовании о событиях 1327 – 1328 годов за
текстом Никоновской летописи, после слов о «томлении и кровопролитии от татар»
поставил запятую и прибавил уникальную страшную подробность: «зане (потому что.
– Н. Б.) не токмо имения выбираху, скоты и кони забирали, но жены и дсчери
емлюсче по своей воле и держаху, елико хотяху, а кто поперекова (сопротивлялся.
– Н. Б), мучаху и убиваху» (38, 83).
Все
летописи сообщают о гибели в ходе этой войны от рук татар рязанского князя
Ивана Ярославича. Но ни одна не дает подробностей этой истории. Такая
таинственность вызывает множество вопросов, на которые едва ли когда‑либо
найдутся ответы. Где и за что убили татары князя Ивана? Замешкался ли он
вовремя явиться с покорностью в Орду? Или, не стерпев унижения, встат! с
оружием в руках, чтобы защитить свою честь, спасти своих близких от жадных рук
«поганых»? Или стал жертвой клеветы своих врагов? Но как бы там ни было – он
принял мученическую смерть. И еще одним крестом больше стало на том печальном
погосте, имя которому – русская история.
Художники
Древней Руси всегда изображали святых мучеников бесстрастными, переносящими
свои муки с возвышенным спокойствием. (Таков, например, святой Георгий на
знаменитой новгородской иконе XIV столетия.) Даже распятый на кресте Спаситель
словно спит, широко и вольно раскинув руки. Он несоизмеримо выше своих
мучителей и своих мук. Сцены поругания и заушания Христа, его унижения в
темнице появились в русской иконописи лишь в период ее упадка, во многом под
влиянием западноевропейской живописи.
Подобно
иконописцам, русские летописцы XIV – XVвеков всячески избегали не только
натурализма, но даже и простого реализма. Описывая бедствия, которыми полна
была тогдашняя жизнь, они прибегали к трагически‑возвышенным формулам Библии.
Перенося свои личные страдания в область вечного, древнерусский человек находил
успокоение и забвение. Его собственная боль, встречаясь с мировой скорбью
Священного Писания, пополняла ее и растворялась в ней, как капля в море.
Разгром
татарами Твери зимой 1327/28 года тверская летопись (наиболее внимательная к
этим событиям!) рисует буквально в двух словах: «И людей множество погубиша, а
иныа в плен поведоша, а Тверь и вся града огнем пожгоша» (24, 416). Однако в
действительности завоевание Твери татарами и их русскими подручниками было,
конечно, далеко не легким в военном отношении делом. Тверичи защищались с
отчаянием обреченных. Но силы были слишком неравны...
Дымящиеся
развалины, застывшие в снегу окоченевшие трупы, над которыми пировало воронье,
тишина и безлюдье кладбища – такой была гордая Тверь в начале 1328 года. Со
временем она вновь оживет, наполнится людьми и даже зазвенит оружием. Но прошлого
величия ей уже не вернуть. Федорчкжова рать отбросила Тверь далеко назад и
словно переломила ей спину. Отныне она уже никогда не могла подняться в полный
рост. Торжество удваивает силы, а участь побежденного – ненависть, зависть и
страх.
|