Настали
первые морозы, сковавшие осеннюю хлябь дорог. И Юрий немедля начал долгожданную
войну. Его войско двинулось из Костромы на Тверь через Ростов, Переяславль,
Дмитров и Клин. Новгородцы вторглись в тверские земли с севера. Горели села и
деревни, кричали люди, уходили в глухие чащи лесные звери. Победители убивали,
грабили, насиловали, захватывали пленных, угоняли скот...
Михаил
с дружиной затворился в новой тверской крепости, штурмовать которую москвичи не
решились. Юрий стоял лагерем в восьми верстах от города пять недель. Татарские
«послы» ездили к Михаилу в крепость для переговоров, но, по замечанию
летописца, «с лестию» (22, 181). Вероятно, они уговаривали его лично
встретиться с Юрием. Опасаясь западни, Михаил не шел ни на какие встречи и
уступки. Устав от бесплодного ожидания, Юрий распустил свои отряды по всему
Тверскому княжеству для полного его разорения.
Узнав
о бесчинствах москвичей, Михаил не стерпел. Он вышел из крепости с войском,
двинулся на Юрия и настиг его в 40 верстах от Твери. Здесь, на берегу Волги, у
села Бортенева, 22 декабря 1317 года произошла «битва велиа». Ярость тверичей
удваивала их силы. В «злой сече» они разгромили войско Юрия. Сам московский
князь с небольшим отрядом («в мале дружине») на отборных конях ускакал с поля
боя. Битва произошла «в вечернюю годину», то есть уже в сумерках короткого
декабрьского дня. Наступившая темнота спасла Юрия. Он ушел от погони, и след
его затерялся в дремучих заволжских лесах.
Среди
пленных, захваченных тверичами после Бортенев‑ской битвы, оказалась жена Юрия
Агафия и его брат Борис Данилович Нижегородский. Их отправили в Тверь и там
содержали под стражей.
Ханский
«посол» Кавгадый со своим отрядом участвовал в битве на стороне Юрия. Однако,
увидев, что москвичи терпят поражение, татары обратились в бегство. «А Кавгадый
повеле дружине своей стяги поврещи, и неволею сам побежа в станы» (22, 181).
На
другой день Кавгадый прислал к Михаилу с предложением мира. Князь, не желавший
портить отношений с татарами, не только охотно принял предложение, но и
пригласил Кавгадыя со всеми его татарами в Тверь. Там он угощал и чествовал
своих недавних врагов. Татары уверяли Михаила, что приходили с Юрием не как
послы от хана, а по своей воле. Такое вполне могло быть в то смутное,
беспорядочное время.
«Князь
Михайло же Ярославич Тверский татар Кавгадые‑вых избивати не повеле, но приведе
их во Тверь, и многу честь въздаде Кавгадыю и татаром его, а они лстяху,
глаголюще:» «Мы отныне твои есмя, а приходили есмя на тебя со князем Юрием без
повелениа царева, и в том есмя виновати, и боимся от царя опалы, что есмя
таково дело сотворили и многу кровь пролили». Князь же Михайло Ярославич ят
веры им (то есть поверил им. – Н. Б.), и многими дары одари их, и отпусти их с
честию» (24, 181).
Летописец
в подробностях описал эту историю, так как считал ее своего рода прологом к
обширному трагическому повествованию о гибели князя Михаила Тверского в Орде в
1318 году.
В
то время как Михаил пировал с татарами Кавгадыя, Юрий лесными тропами пробрался
к Новгороду и ударил челом новгородцам о помощи. Московский князь «прибежа в
Новъгород, и позва всех новгородчов с собою, и идоша с ним весь Новгород и
Плесков, поимше с собою владыку Давида (новгородского архиепископа. – Н. Б.); и
пришедше на Волгу» (10, 338).
Михаил
узнал о том, что Юрий с новгородцами вновь появился в тверской земле. Собрав
воинов, он встретил врага у брода через Волгу. Два войска стояли на берегах
замерзшей реки, перестреливаясь и обмениваясь парламентерами. Никто не хотел
испытывать судьбу в новом сражении. К тому же новгородцы помнили, что в
тверской тюрьме находятся заложники – их друзья и родичи, взятые в плен в
Торжке в феврале 1315 года.
Михаил,
поверив Кавгадыю, решил, что Юрий начал войну с ним без ханского дозволения.
Поэтому он предложил московскому князю перенести дело на суд Орды. Юрий
согласился, надеясь на милость Узбека. В итоге князья заключили перемирие и
целовали крест на том, что оба прекратят военные действия и поедут в Орду. С
этим Михаил пропустил Юрия в Москву через свои земли и выпустил из тверской
темницы «братью Юрьеву» – Бориса и Афанасия Даниловичей (18, 257). В условия
договора входило и освобождение новгородских бояр, взятых в плен вместе с
Афанасием. Но самым важным для Юрия было то, что тверичи обязались отпустить
его жену княгиню Агафию. Однако в этом последнем они не сдержали слова. Вскоре
после заключения волжского договора Агафия умерла в тверском плену.
Новгородская Первая летопись сохранила распространившийся в связи с этим
упорный слух, что ханскую сестру в Твери «смерти придаша» (10, 96).
Владимирский летописец выражается еще определеннее: в Твери жена Юрия «зелием
уморена бысть» (31, 103). Не все верили этих слухам. Никоновская летопись по
поводу отравления Агафий осторожно замечает: «Иные же глаголют» (22, 181). Но
сам Юрий, кажется, не имел сомнений относительно причин смерти жены. С этого
времени между ним и Михаилом вспыхнуло то «нелюбие велие» (то есть лютая
ненависть), которое в конечном счете свело их обоих в могилу (22, 182).
Смерть
Агафий поставила тверичей в довольно сложное положение: им вовсе не хотелось
выглядеть убийцами ханской сестры. Кроме того, они не знали, что делать с телом
несчастной.
Князь
Михаил Тверской отправил в Москву с известием о кончине Агафий своего боярина
Александра Марковича. Тот ехал с «посольством о любви» (22, 182). Но сообщать
дурные вести всегда было делом неблагодарным. В приступе ярости Юрий приказал
убить тверского посла. Из летописного текста можно понять, что он сделал это
своими руками...
Убийство
посла было тягчайшим оскорблением тому, кто его отправил. После этого никаких
переговоров между Юрием и Михаилом быть уже не могло. Не желая оставлять у себя
в Твери тело Агафий, князь Михаил велел отвезти его в Ростов и похоронить там с
честью в княжеской усыпальнице – городском Успенском соборе. Вероятно, в этом
решении отразились родственные связи Агафий с ростовскими татарами, среди
которых были и потомки самого Чингисхана.
Роковой
спор князей близился к трагическому исходу. Но прежде свое слово должен был
сказать «вольный царь» – хан Узбек. Юрий с братом Афанасием, новгородцами и
многочисленной свитой, включавшей всех врагов Михаила, первым отправился в Орду.
Это произошло в конце весны – начале лета 1318 года. Москву он, как обычно,
оставил на попечение Ивана. Михаил Тверской, отправив вперед себя 12‑летнего
сына Константина, замешкался. Он хотел собрать побольше даров для ханского
двора. К тому же его, вероятно, задержал мор, свирепствовавший в это время в
Твери.
Медлительность
Михаила была его серьезной ошибкой. Враги во главе с Юрием и его приятелем
татарским воеводой Кавгадыем успели настроить хана и его окружение против
тверского князя.
Михаил
выехал из Твери в Орду 1 августа 1318 года, во вторник. В этот день по
церковному календарю был праздник Спаса Всемилостивого. Именно Спасу был
посвящен городской собор в Твери. Установление праздника Спаса в день 1 августа
связано с победой Андрея Боголюбского над болгарами в 1164 году. Избрав этот
день для отъезда, Михаил как бы отдавал себя под покровительство Всемилостивого
Спаса. И , сам князь, и вся его семья предчувствовали недоброе. Княгиня Анна с
младшим сыном Василием провожала мужа до устья реки Нерль Волжская. Вдоль Нерли
до Переяславля и далее «волоком» до другой Нерли, Клязьменской, шел кратчайший
путь из Твери во Владимир. Когда‑то этим путем возили на ладьях белый камень,
добытый в старицких каменоломнях для строительства владимирских соборов. Но с
приходом татар строительство замерло, и теперь только заросшие бурьяном кучи
белых камней, видневшиеся кое‑где по берегам Нерли, напоминали о былом расцвете
стольного Владимира.
Старшие
сыновья Михаила Дмитрий и Александр провожали отца до Владимира и здесь простились
с ним.
Заметим,
что маршрут, по которому ехал Михаил в свой последний путь (через Переяславль и
Владимир), свидетельствует о том, что именно он занимал в это время
великокняжеский престол.
Казнь
Михаила Ярославича Тверского в Орде 22 ноября 1318 года – один из самых
драматических моментов московско‑тверского противостояния. Это событие
послужило темой для особой повести, созданной в Твери вскоре после 1318 года.
Сам Михаил был причислен церковью к,мученикам за православную веру, за Русскую
землю.
Вот
как рассказывает о гибели Михаила Тверского в своей «Истории России» С. М.
Соловьев:
«Начальником
всего зла летописец называет Кавгадыя: по Кавгадыеву совету Юрий пошел в Орду.
Кавгадый наклеветал хану на Михаила, и рассерженный Узбек велел схватить сына
Михайлова, Константина, посланного отцом перед собою в Орду; хан велел было
уморить голодом молодого князя, но некоторые вельможи заметили ему, что если он
умертвит сына, то отец никогда не явится в Орду, и Узбек приказал выпустить
Константина. Что же касается до Кавгадыя, то он боялся присутствия Михайлова в
Орде и послал толпу татар перехватить его на дороге и убить; но это не удалось;
чтоб воспрепятствовать другим способом приезду Михайлову, Кавгадый стал
говорить хану, что тверской князь никогда не приедет в Орду, что нечего его
дожидаться, а надобно послать на его войско. Но в августе 1318 года Михаил
отправился в Орду, и когда был во Владимире, то явился туда к нему посол из
Орды, именем Ахмыл, и сказал ему: «Зовет тебя хан, поезжай скорее, поспевай в
месяц; если же не приедешь к сроку, то уже назначена рать на тебя и на города
твои: Кавгадый обнес тебя перед ханом, сказал, что не бывать тебе в Орде».
Бояре стали говорить Михаилу: «Один сын твой в Орде, пошли еще другого».
Сыновья его, Дмитрий и Александр, также говорили ему: «Батюшка! не езди в Орду
сам, но пошли кого‑нибудь из нас, хану тебя оклеветали, подожди, пока гнев его
пройдет». Михаил отвечал им: «Хан зовет не вас и никого другого, а моей головы
хочет; не поеду, так вотчина моя вся будет опустошена и множество христиан
избито; после когда‑нибудь надобно же умирать, так лучше теперь положу душу мою
за многие души». Давши ряд сыновьям, разделив им отчину свою, написавши
грамоту, Михаил отправился в Орду, настиг хана на устье Дона, по обычаю, отнес
подарки всем князья ордынским, женам ханским, самому хану и полтора месяца жил
спокойно; хан дал ему пристава, чтоб никто не смел обижать его. Наконец Узбек
вспомнил о деле и сказал князьям своим: «Вы мне говорили на князя Михаила: так
рассудите его с московским князем и скажите мне, кто прав и кто виноват».
Начался суд; два раза приводили Михаила в собрание вельмож ордынских, где
читали ему грамоты обвинительные: «Ты был горд и непокорлив хану нашему, ты
позорил посла ханского Кавгадыя, бился с ним и татар его побил, дани ханские
брат себе, хотел бежать к немцам с казною и казну в Рим к папе отпустил,
княгиню Юрьеву отравил». Михаил защищался; но судьи стояли явно за Юрия и
Кавгадыя; причем последний был вместе и обвинителем и судьею. В другой раз Михаила
привели на суд уже связанного; потом отобрали у него платье, отогнали бояр,
слуг и духовника, наложили на шею тяжелую колоду и повели за ханом, который
ехал на охоту; по ночам руки у Михаила забивали в колодки, и так как он
постоянно читал Псалтирь, то отрок сидел перед ним и перевертывал листы. Орда
остановилась за рекою Тереком, на реке Севенце, под городом Дедяковым, недалеко
от Дербента. На дороге отроки говорили Михаилу: «Князь! Проводники и лошади
готовы, беги в горы, спаси жизнь свою». Михаил отказался. «Если я один спасусь,
– говорил он, – а людей своих оставлю в беде, то какая мне будет слава?» Уже
двадцать четыре дня Михаил терпел всякую нужду, как однажды Кавгадый велел
привести его на торг, созвал всех заимодавцев, велел поставить князя перед
собою на колени, величался и говорил много досадных слов Михаилу, потом сказал
ему: «Знай, Михайло! Таков ханский обычай: если хан рассердится на кого и из
родственников своих, то также велит держать его в колодке, а потом, когда гнев
минет, то возвращает ему прежнюю честь; так и тебя завтра или послезавтра
освободят от всей этой тяжести, и в большей чести будешь»; после чего, обратясь
к сторожам, прибавил: «Зачем не снимете с него колоды?» Те отвечали: «Завтра
или послезавтра снимем, как ты говоришь». – «Ну по крайней мере поддержите колоду,
чтоб не отдавила ему плеч», – сказал на это Кавгадый, и один из сторожей стал
поддерживать колоду. Наругавшись таким образом над Михаилом, Кавгадый велел
отвести его прочь; но тот захотел отдохнуть и велел отрокам своим подать себе
стул; около него собралась большая толпа греков, немцев, литвы и руси; тогда
один из приближенных сказал ему: «Господин князь! Видишь, сколько народа стоит
и смотрит на позор твой, а прежде они слыхали, что был ты князем в земле своей;
пошел бы ты в свою вежу». Михаил встал и пошел домой. С тех пор на глазах его
были всегда слезы, потому что он предугадывал свою участь. Прошел еще день, и
Михаил велел отпеть заутреню, часы, прочел со слезами правило к причащению,
исповедался, призвал сына своего Константина, чтобы объявить ему последнюю свою
волю, потом сказал: «Дайте мне Псалтирь, очень тяжело у меня на душе». Открылся
псалом «Сердце мое смутися во мне, и страх смертный прииде на мя». «Что значит
этот псалом?» – спросил князь у священников; те, чтоб не смутить его еще
больше, указали ему на друтой псалом:
«Возверзи
на господа печаль свою, и той тя пропитает и не даст вовеки смятения
праведному». Когда Михаил перестал читать и согнул книгу, вдруг вскочил отрок в
вежу, бледный, и едва мог выговорить: «Господин князь! Идут от хана Кавгадый и
князь Юрий Данилович со множеством народа прямо к твоей веже!» Михаил тотчас
встал и со вздохом сказал: «Знаю, зачем идут, убить меня», – и послал сына
своего Константина к ханше. Юрий и Кавгадый отрядили к Михаилу в вежу убийц, а
сами сошли с лошадей на торгу, потому что торг был близко от вежи, на перелет
камня. Убийцы вскочили в вежу, разогнали всех людей, схватили Михаила за колоду
и ударили его об стену, так что вежа проломилась; несмотря на то, Михаил вскочил
на ноги, но тогда бросилось на него множество убийц, повалили на землю и били
пятами нещадно; наконец один из них, именем Романец, выхватил большой нож,
ударил им Михаила в ребро и вырезал сердце. Вежу разграбили русь и татары, тело
мученика бросили нагое. Когда Юрию и Кавгадыю дали знать, что Михаил уже убит,
то они приехали к телу, и Кавгадый с сердцем сказал Юрию: «Старший брат тебе вместо
отца; чего же ты смотришь, что тело его брошено нагое?» Юрий велел своим
прикрыть тело, потом положили его на доску, доску привязали к телеге и
перевезли в город Маджары; здесь гости, знавшие покойника, хотели прикрыть тело
его дорогими тканями и поставить в церкви с честию, со свечами, но бояре
московские не дали им и поглядеть на покойника и с бранью поставили его в хлеве
за сторожами; из Маджар повезли тело в Русь, привезли в Москву и похоронили в
Спасском монастыре. Из бояр и слуг Михайловых спаслись только те, которым
удалось убежать к ханше; других же ограбили донага, били как злодеев и заковали
в железа» (122, 214‑217).
|