Что
касается современных татар, то они, унаследовав имя древнего народа, в
этническом отношении не имеют ничего общего ни с татарами, уничтоженными
Чингисханом, ни с «татарами», которых привел на Русь Батый. Да и современные
монголы едва ли имеют прямые родственные связи с монголами, ходившими в походы
под знаменами Чингисхана и Батыя. Не следует забывать, что, во‑первых,
собственно монголы составляли лишь небольшую часть огромной армии завоевателей;
во‑вторых, большинство монголов не вернулось из дальних походов. Они погибли в
бою либо, оставшись в завоеванных странах, постепенно смешались с местным
населением. Известно, например, что уже в XIV веке основную массу населения
Золотой Орды составляли потомки половцев и других кочевых народов
причерноморских степей.
Современные
историки, говоря о завоевателях XIII столетия, называют их по‑разному: «монголо‑татары»,
«татаро‑монголы», просто «монголы» или «татары». Под этим названием они подразумевают
не какой‑то определенный народ, а возникшее в начале XIII века государственное
объединение десятков кочевых племен.
Удивительна
и во многом до сих пор неясна история монгольской империи. В начале XIII века
разноязычные кочевые племена Центральной Азии пришли в движение. Словно
притянутые магнитом алчности и страха, они соединились вокруг племени монголов,
во главе которого в 1206 году встал сын одного из родовых вождей – Тэмуджин,
принявший имя Чингисхана, то есть Великого хана.
Чингисхан
построил государство и войско на принципах слепого подчинения и жесточайшей
дисциплины. Монгольская знать стремилась превратить свой народ в послушное
орудие для завоеваний и грабежей. Используя монголов в качестве стержня своей
разноплеменной армии, Чингисхан заставлял участвовать в походах и воинов
покоренных народов.
Завоевательные
походы монголов во многом объяснялись уровнем их общественного развития,
особенностями ведения хозяйства. В монгольском обществе сохранялись глубокие
следы первобытнообщинных и рабовладельческих отношений, однако в целом в начале
XIII века оно было уже раннефеодальным. Основой экономического и политического
могущества монгольской знати была собственность на землю.
Земля
нужна была кочевникам‑монголам не как поле, а как пастбище для скота. Поэтому
общественный строй монголов иногда называют «кочевым феодализмом».
Переход
к феодализму у всех народов отмечен повышенной военной активностью, стремлением
растущей феодальной знати к быстрому обогащению за счет ограбления соседних
земель. И в этом монголы не составляли исключения.
Крепнущая
от похода к походу, от битвы к битве армия Чингисхана, покорив соседние кочевые
племена, в 1211 году обрушилась на Северный Китай. Постепенно большая часть
страны оказалась под властью завоевателей. Осенью 1219 года монголы вторглись в
Среднюю Азию. Сильнейшим государством в этом районе была держава хорезмшаха
Мухаммеда. Однако и она быстро распалась под ударами степняков. Завоевав в 1221
году всю Среднюю Азию, монголы двинулись дальше, на территорию нынешнего
Афганистана, Ирана и Индии. Одновременно Чингисхан направил большой отряд для
завоевания Северного Ирана, Кавказа и причерноморских степей.
Этому
походу Чингисхан придавал особое значение. Командовать отрядом он поручил своим
лучшим полководцам – Джэбэ и Субэдэю. Действуя где силой, а где хитростью и
коварством, они пробились на Северный Кавказ, разгромили аланов, предков
современных осетин, и столкнулись с половцами. Потерпев несколько поражений,
половцы обратились за помощью к русским князьям.
Русско‑половецкое
войско действовало неорганизованно, разобщенно, и 31 мая 1223 года на берегах
речки Калки, недалеко он Азовского моря, было наголову разбито. После этого
сражения ослабевший от долгих переходов и тяжелых боев отряд Джэбэ и Субэдэя
повернул на восток и ушел за Волгу.
Шли
годы... На Руси стали забывать о татарах. Казалось, они бесследно растворились
в бескрайних степях за Волгой. Однако за первым валом степного прибоя
поднимался второй, более грозный и сокрушительный.
В
1235 году состоялся курултай (съезд) монгольской знати, на котором было решено
начать большой поход на запад. Командование войсками было поручено внуку
Чингисхана Бату. Монгольское имя Бату (в русском произношении – Батый) означало
«крепкий», «твердый», «несокрушимый». Бату был способным, удачливым
полководцем. Недаром его впоследствии называли «Саин‑хан», то есть
«Счастливый». Беспощадно и последовательно шел он к цели.
Осенью
1236 года монголы вторглись на территорию Волжской Болгарии и вскоре «всю землю
их плениша». Весной и летом 1237 года полчища Батыя прошли по степям от Каспия
до Дона, уничтожая половцев и другие кочевавшие там народы. Теперь они стояли
на самом пороге Руси.
Историк
середины XVIII века Василий Никитич Татищев, имевший под руками некоторые не
сохранившиеся до нашего времени летописи, сообщает, что князь Юрий Всеволодович
Владимирский поселил в своих восточных крепостях тысячи беженцев из Волжской
Болгарии. Опасаясь союза между восточными и западными врагами Руси, Юрий
перехватил послов, отправленных ханом к венгерскому королю, задержал
католических монахов, высланных на Русь папским престолом с целью разведки. Как
и князья Южной Руси, Юрий стремился к объединению сил восточноевропейских
государств для борьбы с новым врагом. Он пытался начать переговоры с венгерским
королем Белой IV, сообщал ему о планах татар.
Узнав
о нападении татар на Волжскую Болгарию, Юрий распорядился усилить укрепления
некоторых поволжских городов.
В
народе ходило множество полуфантастических рассказов и слухов о страшных
завоевателях. Книжники выискивали в Священном Писании и древних хронографах
известия о татарах. Литературные произведения той поры полны предчувствием
надвигающейся беды. «Не дай, Господи, земли нашей в полон народам, не знающим
Бога!» – восклицал накануне нашествия неизвестный автор «Моления Даниила
Заточника».
В
Киеве люди запасались «оберегами» – маленькими нагрудными иконками с отчаянным
призывом: «Святая Богородица, помогай!»
И
все же главное, единственное, что могло спасти Русь, – объединение – оставалось
неосуществимой мечтой. Даже временный военный союз нескольких князей не смог
организовать великий князь Владимирский: слишком тяжелым оказалось бремя
недоверия и застарелой вражды между русскими князьями. Да к тому же и татарские
лазутчики усердно сеяли по Руси слухи о том, что войска Батыя двинутся
одновременно с четырех сторон. Кому охота уходить от родного дома, когда на
него в любой момент могут напасть враги. Так и сидели русские князья по своим
гнездам, дожидаясь, пока беда сама постучит в ворота.
В
конце 1237 года Батый двинулся на Северо‑Восточную Русь. Одни за другим
исчезали в огне пожаров деревянные русские города – Рязань, Коломна, Москва...
Вскоре пришел черед стольного Владимира. 7 февраля 1238 года после
ожесточенного сражения город был взят татарами.
Незадолго
до подхода Батыя князь Юрий с дружиной покинул Владимир и ушел на северо‑запад,
в сторону Углича. Там, в глухих лесах за Волгой, он надеялся соединиться с
братьями Ярославом и Святославом и вместе ударить по врагу. Однако татары
опередили его: 4 марта 1238 года они уничтожили дружины Юрия и Святослава в
отчаянной схватке на берегах лесной речки Сить. Теперь перед ними открывался
путь на Новгород.
В
марте 1238 года Батый направил свои отряды на северо‑запад, взял Торжок – южные
ворота новгородской земли. Однако приступить к стенам великого города он так и
не решился. Возможно, Батый понимал, что его ослабевшая, потерявшая десятки
тысяч воинов армия едва ли сумеет завоевать сильные, густонаселенные северо‑западные
области Руси. К тому же и весенняя распутица со дня на день могла превратить
новгородские леса и болота в западню для отяжелевшей от добычи монгольской
армии.
Уходя
на юг, Батый, как на степной облавной охоте, раскинул свои отряды в виде
огромной петли, стремясь захватить этим арканом все живое, что оставалось на
Руси. Завоевателям еще не раз пришлось испытать на себе силу русского оружия.
Семь недель бились с врагами жители Козельска, пока не полегли все до единого в
последней рукопашной схватке под стенами родного города.
Прогнали
незваных гостей жители Смоленска. В народе родилась красивая легенда о том, что
победил татар и спас Смоленск всего один воин – прекрасный юноша по имени
Меркурий.
Лето
1238 года Батый провел в половецких степях. После тяжелых боев войскам
необходим был отдых и пополнение. Лишь в 1239 году татары смогли возобновить
активные действия против Руси. Они вновь вторглись во владимирские земли,
разорили Муром и Гороховец, воевали по Клязьме. В Южной Руси отряды, посланные
Батыем, захватили Чернигов и Переяславль, опустошили многие области по левому
берегу Днепра.
Новое
большое наступление монголо‑татар началось в 1240 году. Перейдя Днепр, они
поздней осенью осадили Киев. По словам летописца, даже в городе скрип тележных
колес, рев верблюдов, ржание коней заглушали голоса людей.
Целые
сутки длился решающий штурм. 19 ноября 1240 года татары взяли Киев. На месте
цветущего города остались одни лишь дымящиеся развалины.
Рассказ
о нашествии татар летописец завершил такими словами: «Грех же ради наших
попусти Бог поганыя на ны. Наводит Бог, по гневу своему, иноплеменникы на
землю, и тако скрушеном им въспомянутся к Богу. Усобная же рать бывает от
сважения диаволя: Бог не хощет зла в человецех, но блага; а диавол радуется
злому убийству и кровопролитью. Земли же съгрешивши коей, любо казнить Бог
смертью или гладом или наведением поганых или ведром (то есть засухой. – Н. Б.)
или дождем сильным или казньми инеми, аще ли покаемся... всех грех прощены
будем» (10, 289). Такова была вкратце средневековая теория преступления и
наказания и связанное с ней понимание мира как пространства, в котором человек
блуждает между вечным добром – Богом и вечным злом – Дьяволом. Наделенный
свободой воли, человек сам определяет свой путь. Он может приближаться к Богу
на путях добродетели или же спускаться во мрак греха, где царит князь тьмы.
За
грехопадением неизбежно последует наказание как в этой жизни, так и в загробном
мире. Но грешник может вернуться к Богу через покаяние. «Раскаяние, – говорит
Иоанн Дамас‑кин, – есть возвращение от того, что противно природе, к тому, что
согласно с природою, и от дьявола к Богу, происходящее при помощи
подвижнической жизни и трудов» (40, 116).
Нашествие
татар было проявлением Божьего гнева. Но оно не вызвало немедленного раскаяния
и очищения. И потому бедствия Руси не прекратились. Поначалу татары, опустошив
русские земли, исчезли так же внезапно, как и появились.
Всем
казалось, что они ушли навсегда, скрывшись за «железными горами Угорскими» – за
Карпатами. Однако вскоре они вернулись. В 1242 году все русские князья,
уцелевшие после нашествия, были вызваны в ставку Батыя. Там каждый из них,
признав свою зависимость от Орды, получил особую грамоту – ярлык, дававшую
право на княжение. Русские земли превратились в особую, пользующуюся внутренней
автономией, но все же подчиненную монголам область улуса Джучи. Отныне многие
важные вопросы жизни Руси решались в степях Нижней Волги, а иногда и в
Каракоруме – столице монгольской империи.
Постепенно
русские князья стали втягивать в свои бесконечные споры татар точно так же, как
прежде втягивали половцев и «своих поганых» – черных клобуков. Однако любая
война с участием татар была несравненно более губительной для населения, чем
самая тяжелая «дотатарская» княжеская свара. Во второй половине XIII века
источники отметили 14 вторжений татар в русские земли. Все они были вызваны
княжескими интригами и распрями. Особенно тяжело пострадала Владимиро‑Суздальская
земля, оказавшаяся главной целью татарских «ратей». Владимир, как и Киев, не
имел постоянной династии и потому служил яблоком раздора для князей. А вслед за
раздорами неизменно шли и «злые татары». Во Владимире повторялась драма Киева.
Жизнь как бы вытекала из города. В поисках относительной безопасности люди
уходили в западные и северные области. Этими потоками переселенцев наполнялась
в первую очередь тверская земля, а также Московское, Ростовское, Ярославское,
Белозерское княжества. Правители тех земель, куда устремились толпы беженцев,
смогли быстро и без особых усилий получить многие тысячи новых подданных. От
князей требовалось лишь одно: сохранять мир и порядок в своих землях.
Единственное,
что удавалось унести с собой беженцам, была жгучая ненависть к «поганым». Те
князья, которые хотя бы в мелочах или даже только на словах проявляли
свободолюбие, быстро становились популярными в народе. И напротив, те, кто
готов был платить любую цену за ханское расположение, вызывали ненависть и
презрение. Люди остро ощущали позор и унижение чужеземного господства.
В
этих условиях патриотизм стал не только естественной добродетелью, но и
козырной картой в общерусской политической игре. Однако не менее сильной картой
оставалась и дружба с «погаными», которая приносила княжеству «тишину», а князю
– относительно устойчивое положение среди других правителей.
Жизнь
показала, что в условиях абсолютного военного превосходства Орды оба пути –
назовем их условно «путь сопротивления» и «путь повиновения» – ведут в
пропасть. Одни князья ставили на сопротивление и, выиграв многое, в конце
концов обычно проигрывали все. Их падение сопровождалось губительной для Руси
татарской «ратью». Такова была судьба брата Александра Невского Андрея
Суздальского, а в Юго‑Западной Руси – Даниила Галицкого. Та же участь постигла
и Дмитрия Переяславского в 1293 году.
Однако
и путь повиновения в его открытой и циничной форме не сулил полного успеха. Те,
кто шел этим путем, пили горькую чашу унижения. Печальной была и судьба князя
Андрея Городецкого. Сокрушив брата ценой страшного разорения Руси Дюденевой
ратью, он не получил ни славы, ни мира. Ему уже было под сорок, в бороде
светилась первая седина. Казалось, он смог убедить всех в том, что недаром
стремился к верховной власти. Но вместо этого он вынужден был разменять свою
победу по мелочам. Старые счета не подлежали забвению. «Партия сопротивления»
оказалась неистребимой, как и сама мечта о возвращении национальной
независимости.
|