В городе к этому моменту сложилась крайне напряженная
обстановка. Переполненный беженцами, он задыхался от тесноты, В народе
возникали и с быстротой молнии распространялись всевозможные панические слухи.
Предрекая скорую погибель от татар, иные призывали хоть напоследок погулять, попить
медов из княжеских и боярских погребов. Прибывший в Москву за два дня до
подхода Тохтамыша митрополит Киприан попытался успокоить народ. Однако его уже
мало кто слушал. Из темных глубин взбаламученного опасностью народного сознания
поднималась — словно чудо-рыба со дна морского — страшная, слепая ненависть к
тем, кто живет богаче, перед кем всегда ломали шапки и гнули спины. Бояре не
могли появиться на улице: в них летели камни и палки. Да и среди самих бояр
начались раздоры. Одни предлагали, пока не поздно, бежать из города, другие
искали способа усмирить толпу.
В эти тревожные августовские дни в Москве возродилось
полузабытое вече. Москвичи постановили не выпускать никого из города, стоять
насмерть против "поганых". Волнение несколько улеглось, когда в
городе появился присланный, по-видимому, князем Владимиром внук Ольгерда Остей.
Литовский князь сумел навести в городе относительный порядок, расставить людей
по стенам. Еще до приезда Остея митрополит Киприан и княгиня Евдокия с трудом
вырвались из охваченной мятежом Москвы.
Придя к Москве, Тохтамыш первым делом осведомился:
здесь ли князь Дмитрий? Узнав, что его нет, хан поначалу был настроен
миролюбиво. Однако перебранка, а затем и перестрелка с осажденными разъярили
татар. Они попытались взять крепость штурмом. "Поганые" засыпали
город дождем стрел. Их лучшие лучники вели прицельную стрельбу по каждой
бойнице крепостной стены. В ход пошли штурмовые лестницы. Ордынцы, как огромные
черные муравьи, карабкались на стены белокаменного Кремля.
Горожане отстреливались, метали со стен камни, лили
кипяток. У них уже были на вооружении самострелы (арбалеты). На стенах стояли и
пугали татар своим дымом и грохотом примитивные пушки — "тюфяки". Это
было первое в истории Руси применение огнестрельного оружия.
Первый штурм не принес татарам успеха. И тогда
Тохтамыш решил прибегнуть к хитрости. Поздним утром 26 августа к городским
стенам подъехали "парламентеры" — ханские вельможи и оба суздальских
княжича. Ордынцы объявили москвичам, столпившимся на стенах, волю хана:
"Царь вам, своим людям, хочет оказать милость, потому что неповинны вы и
не заслуживаете смерти, ибо не на вас он войной пришел, но на Дмитрия, враждуя,
ополчился. Вы же достойны помилования. Ничего иного от вас царь не требует,
только выйдите к нему навстречу с почестями и дарами, вместе со своим князем,
так как хочет он увидеть город этот, и в него войти, и в нем побывать, а вам
дарует мир и любовь свою, а вы ему ворота городские отворите" (9,
197–199).
Слова ханских послов попали точно в цель: москвичи не
желали погибать из-за княжеской ссоры с "царем". Однако они не сразу
поверили в искренность ханского великодушия. Недоверие их было сломлено
суздальскими княжичами Семеном и Василием. Тохтамыш пригрозил им расправой,
если они откажутся обмануть горожан и присягнуть в нерушимости, его слов. Перед
лицом всех стоявших на стенах москвичей они поклялись в том, что хан не
причинит им вреда.
Князь Остей не верил в благие намерения хана, как и в
клятвы суздальцев. Однако москвичи заставили его пойти на переговоры. Городские
ворота открылись, и Остей во главе целого посольства предстал перед Тохтамышем.
Его отвели в шатер и там зарезали. Все посольство было мгновенно перебито
татарами.
Воспользовавшись замешательством осажденных, их
"безначалием", татары начали со всех сторон яростный штурм крепости.
Вскоре они овладели городом. На улицах Москвы разыгрались страшные сцены
кровавого пира победителей…
* * *
"Много замыслов в сердце человека, но состоится
только определенное Господом" (Притчи, 19, 21). Эта сентенция из
"Притчей Соломона" могла бы стать эпиграфом к драматической, полной
взлетов и падений биографии князя Дмитрия Московского. И если в 70-е гг. он как
на крыльях летел от победы к победе, то после Куликовской битвы его ожидали
главным образом неудачи, унижения и разочарования. Вернувшись в Москву осенью
1382 г., он увидел страшный разгром своей столицы. Такого бедствия Москва
не знала со времен Батыева нашествия. Не знаем, чувствовал ли князь и свою вину
в случившемся, но несомненно зрелище мертвого города, над которым кружили тучи
воронья, потрясло Дмитрия.
Весной 1383 г. он пережил новое горе: по
требованию Тохтамыша старший сын, Василий, должен был отправиться в Орду и
постоянно находиться там в качестве заложника.
В 1385 г. Дмитрий узнал вероломство Ягайло.
Литовский князь долго уверял победителя Мамая, будто хочет жениться на его
дочери и тем самым заключить союз с Москвой. Однако в последний момент он
прервал переговоры и, заключив Кревскую унию, женился на польской королеве
Ядвиге. В том же 1385 г. внук Калиты пережил позор неудачной войны с
Олегом Рязанским. Лишь благодаря посредничеству Сергия Радонежского, лично
отправившегося в Рязань, Дмитрию удалось примириться с Олегом. Во второй
половине 80-х гг. положение Дмитрия стало изменяться в лучшую сторону. Все
утраченное понемногу возвращалось к нему. Бежал из ордынского плена и вернулся
к отцу сын Василий, подросли новые воины, пополнившие княжескую дружину, поднялась
из пепла Москва, смирился мятежный Новгород. Ненавистный "царь"
Тохтамыш начал терпеть неудачи в войне с грозным среднеазиатским владыкой
Тимуром, и можно было надеяться на его скорое падение…
|