|
Интеллектуальная мобилизация
Традиция
и общественное мнение Московской Руси противились расправам над инакомыслящими.
Внушение чувства страха и покорности, привносившееся в общественное сознание
иосифлянской идеологией, явно дисгармонировало с традиционными установками
древнерусского православия на любовь, всепрощение и личный пример, которые,
кстати, являли собой оппозиционное иосифлянству нестяжательство. Не говоря о
том, что общественное мнение склонялось на сторону противников церковных
стяжаний, Геннадий и его сторонники наглядно убедились в том, что их призывы к
репрессиям не встречают сочувствия ни в верхах, ни в низах. Убедились они и в
интеллектуальном превосходстве противников, скудости собственных богословских познаний.
Так, Геннадий в 1489 году писал ростовскому архиепископу Иоасафу: «Да есть ли у
вас в Кирилове, или в Фарофонтове, или на Каменном, книги: Селивестр папа
Римскы, да Афанасей Александрейскы, да Слово Козмы прозвитера на новоявльшуюся
ересь на богумилю, да Послание Фотея Патриарха ко князю Борису Болгарьскому, да
Пророчьства, да Бытия, да Царьства, да Притчи..» Из просьбы-жалобы Геннадия
следует, что «всем этим» старейшая и наиболее престижная новгородская епархия в
то время либо не располагала, либо имевшиеся в наличие списки не удовлетворяли
соратников архиерея.
Среди
списка востребованной охранителями литературы значится «Беседа» пресвитера
Козьмы, посвященная разоблачению ереси богомилов. Ю.К. Бегунов обращал внимание
на то, что творение болгарского богослова X века Козмы Пресвитера было
необходимо новгородскому владыке и Иосифу Волоцкому «не только как руководство
по искусству обличения, но и для опровержения некоторых, вполне конкретных
взглядов новгородских еретиков». Оттуда же из писаний Козьмы борцы с ересью
могли получить следующий ценный совет, которому неукоснительно следовали в
дальнейшем: «Уча еретика, не только не научить его, но и кого-либо из
неразумных развратить..» Между тем богомилов, враждовавших против церковной
собственности, в Византии сравнивали с паламитами. Геннадий и его
единомышленники явно усматривали сходство между богомильской доктриной и
воззрениями заволжских старцев, и целили прежде всего в нестяжателей, а не в
кремлевских вольнодумцев.
Примечательно,
что Геннадий искал нужные ему рукописи в заволжских монастырях – цитаделях
нестяжателей – и обращался к владыке Иосафу. Иосаф (в миру князь Иван
Михайлович Оболенский), прежде игумен Ферапонтова монастыря (туда же он
вернулся, оставив архиерейскую кафедру), несомненно, принадлежал к числу
сторонников Нила и сочувствовал правительственной партии, как и многие его
родственники. В этом свете обращенная к Иосафу просьба Геннадия Гонзова: «Мощно
ли у мене побывати Паисею да Нилу, о ересех тех было с ними поговорити?»,
приобретает ощутимый привкус провокации. Любостяжатели всячески старались
вызвать оппонентов на содержательный разговор о ереси, дабы отыскать изъяны в
их позиции или даже изобличить как соучастников ереси.
Необходимо
признать за лидерами антиеретической партии не только изощренность,
сребролюбие, жестокость и беспринципность, но и умение видеть свои слабые места
и желание преодолевать недостатки. Менее всего они напоминают закоснелых
традиционалистов. Геннадий и его единомышленники остро чувствовали потребность
в пополнении интеллектуального арсенала. С прискорбием наблюдая невежество
современного духовенства, новгородский епископ не раз ходатайствовал о
заведении духовных училищ перед великим князем и митрополитом. Иосиф, как мы
можем судить по «Просветителю», отличался изрядной начитанностью. Он превратил
Волоцкий монастырь в центр книгописного дела и активно собирает рукописи. К
1545 году обитель имела книжное собрание, насчитывающее 755 книг – весьма
значительная для своего времени цифра. Скажем, в 1549 году в библиотеке
Соловецкого монастыря, основанного на сорок с лишним лет ранее Волоцкого, мы находим
всего 281 книгу.
В
свете нападок со стороны еретиков Геннадий принялся изучать вопросы хронологии,
анализировать принципы счисления, представленные в «Шестокрыле», сравнивать их
с христианскими аналогами. «А что числа поставлены в Шестокриле 276 девятьнадесятиц,
ино то учинили на прелесть христианскую – хотят рещи: лета христианскаго
летописца съкратишась, а наша пребывают. А то хотят ту прелесть явити как
изойдет наша Пасхалиа, занеже аз испытаю его прошел, да и написано у меня. Ино
те числа, что поставлены, 376 девятьнадесятниц лет будет 5228. И потому и но у
них еще пришествия Христова несть, ино то они ждут антихриста. Ино то прелесть
великая!»
Борьба
иосифлян с вольнодумцами находила отражение и в иконографии. На таблетке из
новгородского собора Св. Софии, которая датируется концом XV – началом XVI
веков, изображающей приведение Христа на судилище к Понтию Пилату, появляется
новая деталь: рядом с Пилатом на одном троне восседают первосвященники Анна и
Каиафа, что является отступлением как от канонических, так и апокрифических
евангельских текстов. Несомненно, что иконописец, выполняя волю заказчика,
акцентировал внимание на вине иудейских первосвященников в осуждении и казни
Иисуса, утверждая мысль об известной ненависти евреев к Христу и Христовой вере,
тем самым иллюстрируя опасность обнаруженной ереси.
Лидеры
охранительной партии в отличие от Нила Сорского не прошли богословскую школу
Афона и не путешествовали по Европе, как Федор Курицын. Они изыскали совершенно
неожиданный источник пополнения интеллектуального багажа. Безо всякого
предубеждения они обратились за недостающими познаниями к… католической церкви.
В Новгороде сотрудниками православного епископа стали монах-доминиканец
Вениамин и дипломат Дмитрий Герасимов, не раз бывавший в Риме. Они взялись
переводить труды католических богословов, полемизирующих с иудаизмом. От этого
начинания Геннадий перешел к более масштабному проекту – составлению
церковно-славянской Библии, опередив и греческий Восток, и латинский Запад.
Сотрудничество борцов с вольномыслием и римо-католиков было столь тесным, что
исследователь геннадиевской Библии И. Е. Евсеев говорил о невидимом сближении с
латинством, о «весьма сгущенной католической атмосфере» вокруг Геннадия и даже
о прямом «проявлении воинствующего католического духа в русской церковной
жизни».
Западническую
ориентацию православных псевдоохранителей обусловил расклад политических сил.
Геннадий и Иосиф не имели в то время заметного влияния на государя, их же
противники не только заняли ключевые посты в кремлевской администрации, но и
умело мимикрировали и конспирировались. Удельное движение к тому времени
понесло серьезные потери. В 1494 году в заточении умер Андрей Углицкий, еще
раньше – покровитель преподобного Иосифа Борис Волоцкий. Тяжело переживая эти утраты,
игумен обрушился с горькими упреками на Ивана III, уподобив его библейскому
братоубийце Каину. Но слезами делу – борьбе с секуляризационными притязаниями
Ивана III и его окружения – не поможешь. У любостяжателей осталась одна надежда
и опора – великая княгиня Софья Фоминишна и достигший совершеннолетия Василий.
Обличение еретичества стало главным оружием «партии реванша», а «любостяжатели»
– главными союзниками Деспины и ее сторонников в споре с партией Елены
Стефановны.
Ведущую
роль в окружении Деспины играли греки братья Юрий и Дмитрий Траханиоты, униаты
по вероисповеданию. Они-то и выступили посредниками между католическим Западом
и сторонниками новгородского владыки. Епископ Геннадий обратился к Траханиотам
с просьбой получить разъяснения на счет ожидаемого через два года «конца
света». В ответ Геннадий из Рима получил новую пасхалию. Также по заданию
новгородского владыки Траханиоты пригласили любекского печатника Готана,
принятого на службу епископа. Траханиоты же познакомили Геннадия с послом германского
императора, от которого новгородский епископ получил достоверную информацию о
деятельности испанской инквизиции, которая среди прочего занималась преследованием
тайных иудеев. Епископ горячо хвалил «шпанского короля» за столь эффективный
метод подавления «ересей жидовских».
Переимчивый
Геннадий, как мы уже упоминали, даже устроил на берегах Волхова аутодафе на
русский лад. Появление на Руси столь ретивого ученика заинтересовало
европейских инквизиторов, и их представители поспешили объявиться в землях
Ливонского Ордена в то время, когда Геннадий затеял театрализованную расправу
над еретиками, чтобы удостовериться, насколько успешно западные методы
прививаются на российской почве. Любостяжатели были готовы использовать для
борьбы с вольнодумцами самые последние достижения западной цивилизации – от
инквизиции до книгопечатания. Их усердие даже возбудило иллюзии у сторонников
объединения церквей под властью римского первосвященника. В это время
придворный лекарь Николай Булев пишет ростовскому епископу Вассиану послание о
перспективах заключения унии. Отметим, что Булева, который прежде служил
придворным врачом папы римского, ко двору Ивана Васильевича пригласил Юрий
Траханиот. Любопытно и другое: свои идеи Булев, очевидно рассчитывая на
благосклонное к ним отношение, излагает епископу Вассиану – брату Иосифа
Волоцкого и соратнику Геннадия Новгородского. Разумеется, этим надеждам не дано
было сбыться. Тактический союз униатов и иосифлян распался в начале следующего
века, сразу же после того, как цель, объединявшая оппозиционеров – разгром
еретической партии, – была достигнута.
|