Он обратил внимание на то, что ни в
одной из летописей нет никаких данных о том, что Василия II в его борьбе с соперниками
поддерживало городское население; московские торговые люди даже в
великокняжеской летописи упоминаются как участники заговора Шемяки в 1446 году.
Еще меньше оснований усматривать в политике соперников Василия — галицких
князей — какие-либо проордынские тенденции.
Юрий Дмитриевич, как отметил Зимин,
еще в княжение своего брата воевал «татарьскую землю» «никто же не помнит столь
далече»; во время спора 1432
г. он ссылался не на «царево жалование», а на завещание
Дмитрия Донского. Наконец, и в 1446
г. обвинения в потворстве «татаром» и в предательстве
«христиан» адресовались Василию II.
Отмечая особую роль Галицкого
княжества и северных районов Руси, как территории, где существовало свободное
крестьянство и развивалась соледобывающая промышленность, Зимин высказал мысль,
что именно Юрий Галицкий, а затем Димтрий Шемяка стремились к централизации
Руси и были истинными наследниками дела Дмитрия Донского, поднявшими «знамя
борьбы с татарскими насильниками».
Позволяет ли анализ летописных
известий поддержать столь кардинальный пересмотр смысла событий? Ясно, что нет
оснований видеть в галицких князьях представителей «удельно-княжеской
оппозиции», но в то же время рассматривать их как носителей национальной идеи и
сторонников централизации также нет достаточных оснований.
Идеи централизации Руси мы
обнаруживаем не в программах князей-соперников, а прежде всего в
Новгородско-Софийском своде первой половины XV века. Зимин, соглашаясь с
выводом об едином (а не двухэтапном — на основе Полихрона Фотия) происхождении
Новгородско-Софийского свода, пришел к выводу о его новгородском происхождении.
Однако такое мнение противоречит
общерусскому характеру свода и заметному в нем сочувствию митрополиту и
великому князю в их столкновениях с Новгородом в конце XIV века.
А. Г. Бобров, также согласившийся с
тем, что в основе Софийской I, Новгородских IV и Карамзинской летописей лежал
один свод, считает его митрополичьим сводом Фотия, датируя 1418 годом. Однако
этому, в свою очередь, противоречит содержание свода — обилие новгородских
известий и систематическое подчеркивание новгородских вольностей — права
новгородцев изгонять князей, нарушавших «наряд» — порядок отношений с
Новгородом.
Между тем, ни о каких симпатиях
Фотия к Новгороду ничего не известно. Но после смерти Фотия в 1431 г. митрополия не
прекратила своего существования. В 1434 г. митрополитом «на Рускую землю» был
поставлен в Константинополе смоленский епископ Герасим, не поехавший в Москву,
по словам псковского летописца, «зане князи руския воюются и секутся о княженьи
великом на Руской земли».
|