|
Беда не приходит одна: Феогност умер в понедельник, а
вслед за ним, на той же неделе, умерли два сына великого князя — Иван и Семен.
Остальных его сыновей к этому времени, по-видимому, уже не было в живых.
Безгранично было горе великого князя. Вместе с
младенцами-сыновьями он утратил то, ради чего жил: мечту о будущем Московском
царстве, на престоле которого будут сидеть его потомки. Перед Семеном открылась
страшная правда: гнев Божий не прекратился, а лишь ненадолго затих. И вот он
вновь разгорелся. Подул ветер — и выбросил птенцов из гнезда на холодную землю.
Умевший мужественно переносить удары судьбы, Семен на
этот раз бессильно опустил руки: никто не в силах противиться Всевышнему.
Вместе с княгиней Марьей они подолгу молились перед
древним образом Спаса, который, по преданию, принадлежал самому Александру
Невскому — прадеду Семена. Князь без конца повторял с детства знакомую молитву
древнего киевского митрополита Илариона: «Господи, устави гневный твой пламень,
простирающийся на ны, рабы твоя… Не попущай на ны скорби, и глада, и напрасных
смертий, огня, потопления, да не отпадут от веры нетвердии верою»…
Утешая великого князя, придворные клирики напоминали
ему о судьбе библейского праведника Иова. Испытуя твердость его веры, Бог отнял
у него все, но потом вернул сторицей. Однако многогрешного Семена ждал иной жребий.
Едва справив сороковины митрополита Феогноста, он почувствовал признаки той же
болезни.
В своем завещании князь Семен, позаботившись о будущем
московского дела, не забыл и традиционных распоряжений, направленных на
спасение души. Он велел отпустить всю челядь, простить ей долги. Желая
предстать перед Всевышним в «ангельском чине», князь принял схиму и получил
монашеское имя Созонта. Это имя князь выбрал сам. В день памяти мученика
Созонта, 7 сентября 1317 года, Семен появился на свет. Теперь с именем Созонта
он уходил обратно во мрак небытия.
26 апреля 1353 года великий князь Семен Иванович
скончался. А 6 июня, через два дня после окончания сорокадневного траура по
Семену, умер его младший брат Андрей. Вероятно, причиной его кончины была все
та же моровая язва.
Вновь, как и после смерти Ивана Калиты, все видные
русские князья устремились в Орду, где решалась судьба великого княжения
Владимирского. Однако и на сей раз недругов Москвы ожидало разочарование. Хан
Джанибек не возражал против того, чтобы Иван Иванович, наследуя брату, занял не
только московский, но и владимирский стол. Получив ярлык, Иван взошел на
великое княжение Владимирское 25 марта 1354 года. Как и Семен, он приурочил
свое вокняжение к одному из главных богородичных праздников, на этот раз — Благовещению.
Вдова Семена, княгиня Марья, передала Ивану оба
полученных ею по «духовной грамоте» Семена города — Можайск и Коломну. Оценив
ее благоразумие, Иван сохранил за ней в пожизненном владении все остальные села
и волости, перечисленные в завещании.
Встречаясь с Иваном, княгиня Марья постоянно
испытывала чувство, похожее на досаду: новый князь московский казался таким
слабым и неуверенным по сравнению с Семеном. Впрочем, это заметила не одна
только Марья. У кормила московского корабля оказался человек, пригодный лишь
для роли гребца.
Повсеместный разгул «черной смерти», трагический конец
великого князя Семена были для Сергия свидетельством силы Божьего гнева,
по-прежнему тяготевшего не только над Москвой, но и над всей Северо-Восточной
Русью. Вновь и вновь он убеждался: спасти страну могли только «сильные перед Господом»
— праведники.
Размышляя о внутренней жизни Сергия, нельзя пройти
мимо такого события, как поставление его в священники. Оно было не только
фактом его «внешней» биографии, но и одним из самых сильных в жизни радостных
переживаний.
Впрочем, не только самый момент рукоположения
(«хиротонии»), но и весь «переяславский поход», несомненно, глубоко взволновал
Сергия. Привыкнув к размеренной жизни в стенах обители, к одним и тем же лицам
и картинам, он с особой остротой и свежестью воспринимал открывшийся перед ним
огромный мир.
Пройдя около 70 верст по лесным дорогам, Сергий и два
сопровождавших его инока вышли наконец к Переяславлю. Лес расступился. Перед
ними открылась головокружительная даль. Внизу лежала огромная котловина, склоны
которой поросли лесом. Лишь кое-где деревья были сведены, и на полянах зеленели
молодые хлеба. На дне котловины раскинулось неоглядное Плещеево озеро. Ветер
морщинил его синюю гладь, наполнял паруса рыбачьих лодок.
На южном берегу озера темнела плотная масса
бревенчатых построек. Город был оправлен в широкое кольцо стен, тянувшихся по
кромке вала. Отчетливо был виден белый кубик собора, островерхая звонница.
Спустившись с холма по тяжелой и для пешего, и для
конного песчаной дороге, маковецкие иноки вошли в город. Владыка Афанасий жил
на митрополичьем подворье, неподалеку от старого княжеского дворца. Некогда
нарядный и обширный дворец, оставшись без хозяев со смертью последнего переяславского
князя Ивана Дмитриевича в 1302 году, быстро пришел в упадок. Покосились высокие
башни, потускнела позолота шпилей, подгнили столбы широкой галереи — «сеней»,
тянувшихся вдоль всего главного покоя. Лишь несколько хором, в которых
останавливался, бывая в Переяславле, великий князь, поддерживались в
относительном порядке. За ними присматривали княжьи наместники. Высокий крытый
переход соединял дворец с собором. Через узкую дверь в стене собора князь и его
свита попадали прямо на «хоры» — своего рода балкон, устроенный в западной
части храма и предназначенный для знати.
|