|
Что вы зовете Меня: «Господи! Господи!» —
и не делаете того, что Я говорю?
Евангелие от Луки, 6, 46
Во второй половине 60-х и в 70-е годы XIV века Сергий
продолжает выступать как бы в трех ипостасях: настоятеля маковецкой обители,
создателя новых киновий и проповедника, идущего в мир с призывом к любви и
единомыслию. О первом и втором направлениях его деятельности мало что можно добавить
к сказанному в предыдущей главе. Поэтому сразу обратимся к третьему.
Источники не сообщают каких-либо определенных сведений
о внутренней жизни Сергия в этот период, о восприятии им тех или иных событий.
Однако, зная особенности его «евангельского» мировоззрения, мы можем догадываться
о том, как он видел происходящее и почему он предпринял запечатленные
источниками действия. С этой точки зрения мы и взглянем на те полтора
десятилетия, когда под покровом внешне неизменной повседневности таинственно
накапливалась материальная и духовная энергия, вспышкой которой стала
Куликовская битва.
Вместе со всей московской и суздальской землей Сергий
радовался завершению спора о великом княжении Владимирском и вызванной им нижегородской
усобицы. Наметившийся московско-нижегородский союз был скреплен браком
15-летнего московского князя Дмитрия Ивановича и дочери Дмитрия Константиновича
Суздальского Евдокии. Свадьбу играли в Коломне в воскресенье 8 января 1366
года. В этом счастливом, почти сказочном исходе княжеского спора была и частица
воли радонежского игумена.
Приходили на Маковец и другие светлые вести. Ширилось
на Руси почитание Святой Троицы — небесного прообраза братской любви и
единомыслия. В 1366 году новгородцы поставили Троицкую церковь «на Рядитине
улице» (17, 6). Во Пскове на смену старому возвели новый величественный
Троицкий собор.
Все дружнее становились русские князья в отпоре
«поганым». Летом 1367 года три суздальских Константиновича — Дмитрий, Борис и
младший Дмитрий, — объединив силы, разгромили вторгшуюся в их земли рать
«князя ордынского» Булат Темира (20, 106).
Однако гнев Божий по-прежнему тяготел над Москвой. 23
октября 1364 года умер 10-летний брат Дмитрия князь Иван. А через два месяца
скончалась и его мать, княгиня Александра. Вероятно, Иван стал жертвой морового
поветрия в Переяславле.
Летом 1365 года «бысть пожар на Москве, загореся
церковь Всех святых и оттого погоре весь город Москва и посад и кремль, и
загородье и заречье. Бяше бо было варно в то время, и засуха велика и зной, еще
же к тому въстала буря велика ветреная, за десять дворов метало головни, и
бревна с огнем кидаше буря; един двор гасяху людие, а инуде черес десять
дворов, и в десяти дворах огнь загарашеся, да тем людие не възмогоша угасити;
не токмо не гасили дворов и хором отнимати, но имении своих никтоже не успели
вымчати, и прииде пожар и погуби вся, и поясть я огнь и пламенем испелишася, и
тако в един час или в два часа весь град без остатка погоре. Такова же пожара
перед того не бывало» (20, 104).
В следующем году Москву вновь посетила чума. Это был
«великий мор», унесший тех, кого пощадил огонь. И вместе с «черной смертью»
явилось «пробуждавшееся с каждой эпидемией острое сознание гнева Божьего» (108,
188).
Тревожные знамения бывали и в других местах. Весть о
них быстро разносилась по всей Руси. 23 июля 1367 года страшное событие
случилось в Городце-на-Волге. В Лазаревском монастыре во время вечерни «побил
гром чернецов и черниц». А осенью того же года «на показание», то есть для
вразумления людей, «по многы нощи явися звезда копейным образом». Появление кометы
вызвало у летописца тревогу: «Се же появление бывает не просто, ни в пробыток,
ни даром» (18, 85, 87).
Вероятно, не менее, чем грозные явления природы,
взволновала Сергия весть о клятвопреступлении московского князя Дмитрия и
митрополита Алексея. Зазвав на третейский суд тверского князя Михаила
Александровича, они целовали крест на том, что не причинят ему вреда. Однако в
Москве Михаил был взят под стражу. Прибытие ордынских послов, а может быть, и
иные обстоятельства, о которых умалчивают летописи, заставили москвичей вскоре
освободить Михаила. Но было уже поздно: преступление совершилось, и следом за
ним не замедлило явиться воздаяние.
Вырвавшись из московского плена, Михаил Тверской
обратился за помощью к Ольгерду. Тот решил воспользоваться обстоятельствами и
уже в ноябре 1368 года вторгся в московские земли. Московско-литовская война,
то затихая, то разгораясь, продолжалась до лета 1372 года. Первый, самый
опасный поход Ольгерда русские летописцы сравнивали с опустошительной «Федорчуковой
ратью» 1327–1328 годов. Простояв три дня под стенами новой московской крепости,
литовцы отступили, «волости повоева, и села и дворы огнем пожже, много христиан
посече, а иных в полон поведе, а имение их пограбиша» (20, 109).
В следующем году князь Дмитрий Московский выстроил
новую крепость в Переяславле и стал готовиться к походу на Тверь. Вновь
знамения предвещали недоброе. «По многи нощи быша знамение на небеси, аки
столпы по небу: небо червлено, акы кроваво, толико же бысть червлено по небу,
яко и по земли по снегу червлено видяшеся, яко кровь» (20, 110).
В ноябре 1370 года литовский князь опять подошел к
Москве и десять дней стоял у города. Однако и на сей раз он «кремля не взял, а
волости повоева и пожже, а людей много посече; а иныя полони».
26 октября 1371 года Ольгерд подписал перемирие с
московским правительством. Но в следующем году сначала брат Ольгерда Кейстут, а
потом и он сам вновь пытались разгромить Московское княжество. Первому удалось
внезапно напасть на Переяславль — «и посад около града пожгоша, а града не
взяша, а людей много множество и бояр в полон поведоша»; второй был остановлен
московским войском у самой границы и отступил без боя, заключив мир с Дмитрием
Ивановичем (20, 112–113).
Три страшные «литовщины» были восприняты Сергием, Да,
вероятно, и большинством его современников как прямой результат
клятвопреступления, совершенного московскими правителями. Это был тяжелый, но
наглядный урок, преподанный людям Всевышним. Политика неотделима от морали. Никакие
«высшие» соображения не могут оправдать зла. В делах земных нельзя добиться
прочного успеха, нарушая законы христианской морали, ибо Евангелие — такая же
реальная сила, как и земная Власть. Попрание евангельских заповедей никогда не
останется безнаказанным. И если кому-то и удастся уйти от суда людей, то куда
скроется он от десницы того, кто говорит: «Мне отмщение, Я воз дам»? (Римлянам,
12, 19).
В годы московско-литовских войн митрополит Алексей все
время находился в центре событий. Его можно сравнить с известным в ту эпоху
образом Николы Можайского: святитель стоит с воздетыми к небу руками; в одной
он держит храм, в другой — меч. В ноябре 1368 года вместе с князем Алексей сидел
в осажденной Москве. Осенний набег Ольгерда 1370 года застал его в Нижнем
Новгороде. Там митрополит лично крестил сына князя Бориса — Ивана. Своим
пребыванием в Нижнем Новгороде Алексей обеспечивал тыл московской обороны:
князь Борис, женатый на дочери Ольгерда, всегда оставался тайным врагом Москвы.
|